Генри Уодсуорта Лонгфелло
ПЕСНИ О НЕГРАХ
К ВИЛЬЯМУ ЧАННИНГУ
Когда из книги мне звучалТвой голос величаво, строго,Я сердцем трепетным взывал:«Хвала тебе, служитель бога!»
Хвала! Твоя святая речьНемолчно пусть звучит народу!Твои слова – разящий мечВ священной битве за свободу.
Не прерывай свой грозный клич,Покуда ложь – законом века,Пока здесь цепь, клеймо и бичПозорят званье человека!
Во глубине твоей душиГосподень голос непрестанноЗовет тебя: «Пророк! пиши!» —Как на Патмос – Иоанна.
Пиши кровавые делаИ возвести день скорби слезной,День гнева над пучиной зла,Апокалипсис этот грозный!
СОН НЕВОЛЬНИКА
Истомленный, на рисовой ниве он спал. Грудь открытую жег ему зной;Серп остался в руке, – и в горячем песке Он курчавой тонул головой.Под туманом и тенью глубокого сна Снова видел он край свой родной.
Тихо царственный Нигер катился пред ним, Уходя в безграничный простор.Он царем был опять, и на пальмах родных Отдыхал средь полей его взор.И, звеня и гремя, опускалися в дол Караваны с сияющих гор.
И опять черноокой царице своей С нежной лаской глядел он в глаза,И детей обнимал, – и опять услыхал И родных и друзей голоса.Тихо дрогнули сонные веки его, — И с лица покатилась слеза.
И на борзом коне вдоль реки он скакал По знакомым, родным берегам…В серебре повода, – золотая узда… Громкий топот звучал по полямСредь глухой тишины, – и стучали ножны Длинной сабли коню по бокам
Впереди, словно красный кровавый платок, Яркокрылый фламинго летел;Вслед за ним он до ночи скакал по лугам, Где кругом тамаринд зеленел.Показалися хижины кафров, – и вот Океан перед ним засинел.
Ночью слышал он рев, и рыкание льва, И гиены пронзительный вой;Слышал он, как в пустынной реке бегемот Мял тростник своей тяжкой стопой…И над сонным пронесся торжественный гул, Словно радостный клик боевой.
Мириадой немолчных своих языков О свободе гласили леса;Кличем воли в дыханье пустыни неслись И земли и небес голоса…И улыбка и трепет прошли по лицу, И смежилися крепче глаза.
Он не чувствовал зноя; не слышал, как бич Провизжал у него над спиной…Царство сна озарила сиянием смерть, И на ниве остался – немойИ безжизненный труп: перетертая цепь, Сокрушенная вольной душой.
НЕВОЛЬНИК В ПРОКЛЯТОМ БОЛОТЕ
В Проклятом Болоте, в трущобе лесной, Бежавший невольник лежал.Он видел – костер зажигали ночной;Он слышал собак, за ним рыскавших, вой И топот коней различал.
Где светятся искры блудящих огней В болотной траве, по кустам,Где лепится мох у древесных корнейИ лозы – все в пятнах, как кожа у змей, — Ползут по кедровым стволам;
Куда человек заглянуть бы не смел, Где в зыбкой трясине кругомУвлаженный дерн под ногами скрипел, —В колючей и вязкой траве он засел, Как зверь в логовище своем.
Несчастный старик, истомленный, больной, Лицо все в глубоких рубцах,Как в клеймах позорных. Одеждой худойНе мог он прикрыть и позор свой другой — Следы от бича на плечах.
Светло и прекрасно на свете всему, Свобода и радость есть всем!Вот векша скакнула, вот в сонную тьмуПеснь вольная птиц донеслася к нему. А он неподвижен и нем!
Рассвета не видел он в жизненной мгле, В неволе, в цепях, под бичом…Как Каин, проклятье он нес на челе,Безвыходным рабством придавлен к земле,Как колос тяжелым цепом!
СВИДЕТЕЛИ
В пучинах глубокого моря,Схоронены в зыбких песках,Лежат, позабытые всеми,Людские скелеты в цепях.
В глуби, где под вечным волненьемНедвижимо воды легли,Со всем своим людом и грузомНедвижно стоят корабли.
Над морем шумящие буриНе хлещут их черных боков.И в тех кораблях – всё скелетыВ тяжелых запястьях оков.
То бедных невольников кости!Белея средь пагубной тьмы,Из темных валов они громкоВзывают: «Свидетели мы!»
Есть рынки на нашей просторнойЗемле, где людей продают:Ярмо им вздевают на шею,И ноги им в цепи куют.
Без гроба валяются трупыВ пустыне, на снедь коршунам;Убийства мерещатся детям,Мешая им спать по ночам.
~ 1 ~