Повисшую в комнате тишину нарушало лишь жужжание мухи, бьющейся об оконное стекло в надежде на свободу. Закатное солнце клонилось к горизонту, мягко освещая комнату тёплыми лучами, и длинные причудливые тени прыгали по стенам.
Поля снова посмотрела на фотографию:
— Нет, бабушка, что ни говори — но какая же ты красивая! И сдался тебе этот Ильнур. С такой фигурой и густыми волосами можно было и другого найти кого.
— Небось мыть их — одно мучение, — поморщилась Надя, тоже заглянув в альбом. С фотографии на неё смотрела красивая статная девушка с тёмными глазами и толстой косой до пояса.
— Ну лучше уж так, чем как в частушке про тебя, — парировала Поля.
— В какой частушке?
— «Как у нашего у Кузи три волóсинки на пузе».
Надя залилась краской и сжала руки в кулаки. С трудом она выдохнула через плотно сжатые зубы, стараясь успокоиться, и процедила:
— Как бы тебе, Поля, кто волосы не повыдирал. Мало ли так на улице выйдешь, а тут раз! — и стая птиц налетит.
— Попробуют пусть, — фыркнула Поля, внешне выглядя непринуждённо и ровно, но пульсирующая на шее венка свидетельствовала об обратном. — Как раз моим малышам пора на охоту выходить, а то всё корм да корм…
— Прекратите! — бабушка Дина так лихо стукнула по подлокотнику кулаком, что лак покрылся сеточкой мелких трещин. — Вы не ругаться должны, а помогать друг другу! Вы же две стороны одной медали! Вы сёстры!
— Знаешь, бабушка Дина, — медленно поднимаясь с дивана, скривилась Надя. — Уж лучше одной, чем с такой сестрой. Сама сказала, что родство не от крови зависит. Ты мне, к примеру, не родная, но куда ближе, чем Полька.
— И мне бабушка ближе, чем ты! — Поля вскочила на ноги, и, сделав шаг вперёд, обвиняюще указала на сестру. — У тебя, Надя, сердце сухое, как птичий помёт! Сколько я не старалась, как не пыталась подружиться — ничего не получается. Хоть мы и сёстры, общего у нас ничего нет!
Надя фыркнула, скрещивая руки на груди:
— И к счастью! Даже не представляю…
— Перестаньте же! — бабушка Дина перебила Надю и взмолилась, прикладывая руку к груди: — Прошу вас, милые, умоляю, не ссорьтесь! Наговорите гадостей — и сами потом жалеть будете! Знаю, знаю, о чём говорю. Сама такая была… И до сих пор жалею, неужели не поняли вы? Никогда со злом и грубостью счастья не найти! Ох, больно как…
Надя со злостью посмотрела на сестру:
— Довольна? Испортила вечер, дура!
— Я испортила? — ахнула Поля. — Да я, Надька, только и стараюсь, чтоб острые углы твои сгладить! А вот дура — это точно. Другой бы кто, поумнее, давным-давно плюнул на это дело.
Вспыхнув, Надя выскочила из комнаты и бросилась прочь. Добежав до лестницы на чердак, девочка выхватила из кармана мандарин, швырнула его на пол и принялась остервенело топтать, размазывая по полу. «Не пройдёшь сюда больше, хоть тресни!», — мстительно подумала она, представляя лицо сестры, и рассмеялась. А после ловко забралась наверх, захлопнула за собой дверь и, прижавшись к ней спиной, отдышалась.