Сразу же все песни про драконов и их славных всадников показались Менолли бледными и невыразительными. Она тайком пробралась в крохотную комнатушку на женской половине, которую делила с Селлой: ей хотелось побыть одной. Достав свое сокровище – маленькую тростниковую дудочку, девочка принялась тихонько наигрывать: ей было просто необходимо выразить в музыке все свое волнение, весь восторг, вызванный дивным зрелищем.
– Попалась! – в комнату ворвалась Селла, лицо ее раскраснелось, она тяжело дышала. Видно, бежала вверх по лестнице. – Все будет сказано Мави! – Селла вырвала дудочку из рук Менолли. – И что ты пряталась здесь. И что снова сочиняла – тоже!
– Да нет же, Селла. Это старая мелодия, – торопливо соврала Менолли и забрала дудочку обратно.
Селла сердито поджала губы.
– Как же, старая! Я тебя насквозь вижу, милочка! Только и знаешь, что отлынивать от работы. Ну-ка, марш на кухню! Там тебя уже заждались.
– Ничего я не отлыниваю. Я все утро занималась с детьми, пока не закончилось Падение. А потом бегала с огнеметчиками.
– С тех пор уже полдня прошло, а ты еще даже не переоделась! Толчешься тут в грязной, вонючей одежде – всю комнату мне изгадила. Катись отсюда сию минуту, или я скажу Янусу, что ты снова сочиняешь!
– Ха! Да ты не сможешь отличить одной мелодии от другой, хоть наизнанку вывернись!
Тем не менее, Менолли поспешила скинуть рабочую одежду – от Селлы можно всего ожидать. С нее станется наябедничать Мави – от Януса она, как и младшая сестра, старалась держаться подальше, – что Менолли вздумалось поиграть в своей комнате на дудочке, – поступок, сам по себе уже подозрительный. С другой стороны, с Менолли никто не брал клятвы навсегда оставить сочинительство – просто она обещала не исполнять свои песни на людях.
К счастью, в тот вечер все пребывали в хорошем расположении духа – как же, сам Ф'лар удостоил Януса беседой, к тому же, если погода продержится, завтра можно ожидать богатого улова. После Падения рыба всегда поднимается на поверхность кормиться упавшими в воду Нитями, а на этот раз фронт Падения прошел как раз над Нератским заливом. Утром рыба пойдет косяками. А раз на Януса в кои то веки снизошло благодушное настроение, то и все в холде были рады расслабиться, тем более, что ни единая Нить не упала на землю.
Так что не было ничего удивительного в том, что Менолли призвали повеселить собравшихся. Она спела два длинных сказания о драконах, а потом песню, прославляющую бенденских командиров Крыла – в морском холде должны знать своих всадников. «Полукруглый расположен на отшибе – может быть, в Вейре было новое Рождение, а мы и не знаем», – размышляла девочка. Но Ф'лар наверняка поведал бы Янусу о таком событии. Вот только расскажет ли Янус Менолли? Ведь она не арфист, которым положено знать о подобных вещах.
Рыбаки требовали все новых и новых песен, но девочка устала. Тогда она заиграла им напев, который они могли исполнить сами, и все подхватили его огрубевшими от соленых ветров голосами. Она увидела, как отец недовольно смотрит на нее, хоть и поет вместе с остальными. Может быть, он не хочет, чтобы она, девочка, играла мужские песни? Но почему? Ведь она так часто исполняла их раньше, когда был жив Петирон. При мысли о такой несправедливости у нее вырвался вздох. Интересно, что бы сказал Ф'лар, узнай он, что в Полукруглом обязанности арфиста исполняет какая-то девчонка? Все говорят, что он человек справедливый и дальновидный и к тому же превосходный всадник. О нем и его супруге, Госпоже Лессе, даже песни слагают.
Она спела их в честь сегодняшнего визита Предводителя Вейра и заметила, что лицо Януса слегка прояснилось. И снова пела до тех пор, пока не почувствовала: больше она не сможет издать ни единого звука. Как жаль, что никто в холде не может сменить ее ненадолго, дать ей хотя бы краткую передышку. Менолли оглядела лица собравшихся – нет, никто из них даже в барабан-то бить как – следует не умеет, не то, что сыграть на гитаре или дудочке.
Вот почему на следующий же день она стала учить одного мальчугана искусству игры на барабане – ведь под барабан можно петь столько разных песен. А один из двух детишек Сорил, занимавшихся у нее, вполне мог бы освоить дудочку.
Но кто-то – не иначе, как Селла, – с горечью подумала Менолли, – немедленно доложил об этом новшестве Мави.
– Тебе же запретили всякую отсебятину!
– Но учить мальчика бить в барабан – никакая не отсебятина…
– Учить детей музыке – дело арфиста, а никак не твое, милочка моя. Скажи спасибо, что отец сейчас в море, а то он бы задал тебе хорошую порку, непременно задал бы. Так что давай-ка лучше без глупостей.
– Разве это глупости, Мави? Вот если бы вчера вечером мне помогали барабанщик и трубач…
Мать предупреждающе подняла руку, и Менолли прикусила язык.
– Ты поняла меня? Никаких вольностей!
Вот и весь разговор.
– А теперь займись светильниками, пока рыбаки не вернулись с моря. Это занятие неизменно приводило Менолли к комнате Петирона. Она стояла пустой, из вещей, принадлежавших старому арфисту, в ней ничего не осталось. Девочка вспомнила о запечатанном послании, которое дожидалось своего часа в отцовском хранилище Летописей. А что если Главный арфист ждет от Петирона ответа о сочинителе песен? Почему-то Менолли была совершенно уверена, что в письме говорится и о ней. Но что толку думать об этом? Знай она даже наверняка, все равно ничего не поделаешь, – мрачно размышляла Менолли. И все же она не смогла удержаться и, проходя мимо комнаты Януса, украдкой взглянула на лежащий на полке пакет, который не давал ей покоя.