– Бедняжка Петирон, – сказала Менолли одна из тетушек, вздыхая и прикладывая к глазам платок. – Он всегда так ждал весточек от Главного арфиста. Что ж, придется теперь письму полежать до тех пор, пока не прибудет новый арфист. Он-то уж будет знать, как с ним поступить. Менолли потребовалось немало времени, чтобы выяснить, куда девали грифельную дощечку – она оказалась на полке в отцовском хранилище Летописей. Девочка была уверена: в послании есть что-то, касающееся ее лично, ее песен, которые Петирон, по его словам, отослал Главному-арфисту. Эта мысль до такой степени не давала ей покоя, что она осмелилась спросить у матери, почему Янус не вскрывает послание.
– Что? Открыть запечатанное послание, адресованное покойному самим мастером Робинтоном? – Мави недоверчиво воззрилась на дочь, будто услыхала что-то кощунственное. – Твой отец никогда на это не пойдет. Письма арфистов – не нашего ума дело!
– Просто я вспомнила, что Петирон отправлял послание Главному арфисту. Ну, и подумала: может быть, в ответе говорится про замену. Я только хотела…
– Я тоже с нетерпением ожидаю нового арфиста, милочка моя. А то ты, я смотрю, совсем зазналась с этими уроками.
Следующие несколько дней Менолли не находила себе места от беспокойства – она решила, что мать уговорит Януса отстранить ее от занятий с детьми. Но этого, разумеется, не случилось – по той же самой причине, по которой Янусу пришлось позволить ей учить. Но Мави все-таки отыгралась: как только занятия заканчивались, на девочку сыпалась самая грязная, самая нудная, самая противная работа, которую только можно было придумать. А Янус взял за правило чуть ли не каждый день появляться на занятиях.
Наконец погода наладилась, и весь Полукруглый снова сбивался с ног, перерабатывая улов. Ребятишек освободили от занятий и отправили на берег собирать выброшенные штормом водоросли, а женщины кипятили их в огромных котлах, изготовляя густой пахучий отвар, лучшее средство от всевозможных недугов и ломоты в суставах – так, во всяком случае, утверждали старые тетушки. Но они всегда были мастерицами находить благо в любом зле и зло в любом благе. «А главное зло в водорослях – их омерзительный запах», – размышляла Менолли, которую приставили к котлу помешивать вонючее варево.
Потом с небес посыпались Нити, внеся в жизнь некоторое разнообразие. Правда, Менолли томилась, сидя взаперти за толстыми стенами, пока огнедышащие драконы бороздили небо, сжигая Нити дотла. Вот бы хоть разок увидеть такое своими глазами – ведь это совсем другое дело, чем распевать песни про драконов или просто представлять себе, что происходит за каменными стенами и тяжелыми железными ставнями холда! Когда Падение закончилось, она присоединилась к команде огнеметчиков, которые рыскали по всей округе, охотясь за каждой Нитью, ускользнувшей от смертоносного пламени драконов. Правда, Нити едва ли нашли бы, чем поживиться на продуваемых всеми ветрами гиблых топях и трясинах, окружающих Полукруглый холд. А на голых береговых утесах, из которых был сложен Полукруглый, и вовсе ничего не росло – ни зимой, ни летом, но для порядка полагалось проверить и болота, и песчаные дюны. А вдруг какая-нибудь Нить зароется в морскую осоку или под куст топяники, или в заросли сливы-береговушки – сначала сожрет все корни, а потом примется лопать всю зелень подряд, пока на побережье не останется ни единой травинки!
Погода стояла холодная, но Менолли решительно предпочитала бегать с огнеметом по морозцу, чем сидеть взаперти. Их команда добралась до самых Драконьих камней. Когда-то Петирон говорил, что раньше эти скалы, вздымающиеся из бурных волн, были частью берегового рифа, источенного глубокими пещерами, как и весь этот участок скалистого побережья.
Но самый большой сюрприз ждал впереди: вернувшись в холд, Менолли узнала, что сам Ф'лар на своем бронзовом Мнементе завернул в Полукруглый перемолвиться словом с Янусом. Конечно, девочка не осмелилась подойти поближе, чтобы послушать, о чем говорят мужчины, но даже стоя на почтительном расстоянии, она ощущала запах огненного камня, шедший от бронзового великана. Видела его сверкающие глаза, которые переливались всеми цветами радуги в лучах бледного зимнего солнца, мощные мышцы, бугрившиеся под мягкой шкурой. И в какой-то миг, когда дракон величаво повернул голову в ее сторону и глаза его, медленно вращаясь, полыхнули разноцветными огнями, Менолли вдруг почудилось, что взгляд Мнемента упал на нее! У девочки даже дыхание перехватило – какой же он красавец!
Но волшебный миг быстро миновал. Ф'лар легко вскочил дракону на спину, ухватился за поводья, подтянулся и уселся меж выступов шейного гребня. Дракон распахнул огромные, такие хрупкие на вид крылья, и по двору пронесся порыв ветра. Мгновение – и он уже в воздухе, стремительно набирает высоту. Еще взмах, и он исчез, как будто и не было… Менолли перевела дух. Заметить дракона в небе – и то редкая удача. А уж увидеть его вместе с всадником так близко, да еще и присутствовать при взлете и уходе в Промежуток – просто подарок судьбы!