19
Тогда восторг. «Народ! Владычный суд сверши!» —
Так говорят льстецы: их ложь неистребима.
Не вы ль кричали встарь: «Восторг!» — когда в тиши
Певец-тиран,{367} пьяня кровавый мрак души.
Рукоплескал пожару Рима?
Не так же ль вы, льстецы противной стороны,
Мир убиваете? Различны, но равны
В одном безумии вы к безднам равноценным
Своих толкаете владык:
Один, Вандал тупой, в смирении надменном.
Царем желая быть, и псом одновременно,
Ползет, подъемля гнева крик;
Другой на свой кинжал печать закона ставит,
Но, как жестокий господин,
Он брата слабого раздавит.
И пусть один — король, другой пусть — гражданин, —
Под масками видны порочные уроды.
И, друг на друга встав, не знает ни один
Отчизны, правды и свободы.
20
Несут им фимиам и ночь и свет зари;
Хваленья — фанатизм угрюмый разжигают.
Страдальцы, палачи, тираны, бунтари,
Согласья и любви служители, цари —
Поочередно меч вздымают.
И жаждет небеса против земли поднять
Презревшая закон воинственная рать, —
Несчастья сеятель, слепой, неодолимый…
Но нет! Один лишь божий глаз
Проникнет сердца мрак, для нас неизъяснимый:
Пускай преступного сто раз освободим мы,
Чем без вины убьем хоть раз.
Есть тысячи лжецов, питомцев лицемерья,
Но есть достойные мужи,
Святые жертвы легковерья.
Оставим жалобы. Пусть зреет плод в тиши.
О, доблесть, ты жива! И есть сердца меж нами,
В ком к родине любовь без чванства и без лжи
Святое возжигает пламя.
21
Вы, души мудрые, где истина звенит, —
Как скалы твердые, в игре валов смятенной.
О, разум, века сын, бессмертен твой гранит!
Да днесь закона власть он миром осенит!
А вы, вы хищники вселенной,
Тираны гордости, хмельные короли,
Откройте очи! Там вы видите ль вдали, —
Нездешний ураган грядущего отмщенья
Встает на вас? О, верьте мне!
Предотвращайте вихрь и верное паденье
И нации своей вы облегчайте звенья,
А тяжесть короля — стране.
Сотрите с груди их, израненной в страданьях,
Следы насильнических ног.
Глаголет небо в сих рыданьях!
О, если б добрый царь у нас смирить их мог,
Иль если б добрый меч, рабов спаситель, взмахом,
Сверкнув над вами вдруг, сердца бы вам ожег
Спасительным и вещим страхом!
22
Познайте истину и голос всех времен,
Что право короля не есть причуда злая.
И если скипетр ваш дерзнет попрать закон, —
Убийцы, падайте! Дрожи, проклятый трон!
Закона матерь пресвятая —
Свобода светлая, дочь Франции родной,
За человека мстить, злодейство звать на бой,
Несется над землей, суда взвивая знамя.
Дрожите! Грозен светоч глаз!
Ступайте же на суд, ответ держите сами,
Без свиты, без венца, забытые льстецами,
Без стражи, что умрет за вас!
И рок уже влечет, жестокий и победный,
На этот вышний трибунал
Величий ваших призрак бледный.
Все слезы там сольет она в один кристалл,
И, грозный судия, — в деснице молний взмахи, —
Поймет народа стон, — и скипетров металл
Падет, рассыпавшись во прахе!
Суд над Фукье-Тенвилем в Революционном трибунале 12 флореаля III года. С гравюры П.-Г. Берто по рис. Жирардэ
Швейцарцам{368}
Божественный триумф! В бессмертном озареньи
Яви прославленных бойцов.
Горит Дезиля{369} кровь, и грозно погребенье
Убитых Франции сынов.
Триумфа не было торжественней доселе!
Ни даже в день, когда народ
Тень Мирабо сокрыл в божественном приделе,
Где славы памятник цветет;
Ни даже в день, когда изгнанный прах Вольтера,{370}
Вернувшись в твой, Париж, предел,
Сломил и клевету и ярость изувера,
Здесь опочив от славных дел.
Один лишь светлый день дерзнет с тобой бороться,
И скоро вспыхнет этот свет, —
Тот день, когда Журдан{371} над армией взнесется,
На плаху ляжет Лафайет.
О, ярость Кобленца! О, траур принцев бледных!
Позоря нас в тоске своей,
Они на наш закон, на сонмы сил победных
Вздымали нищих и царей!
Мечтали видеть нас безумия добычей, —
Но вижу, ныне грустно там:
У нас смеется день восторгов и величий
Вам, верным доблести друзьям,
Вам, кто еще краснеть умеет со слезами
И взор стыдливо прятать ниц:
Как видеть вам вождей, взращенных кабаками,
В лучах победных колесниц, —
Тех доблестных мужей, что на галерах плыли,
На каторжных, еще вчера
И наших братьев здесь так мало загубили,
Так мало взяли серебра!
Так что ж молчите вы, певучие Орфеи?{372}
Коль на персидские тела
И Пиндар и Эсхил{373} несли свои трофеи, —
Звончей здесь надобна хвала.
Так! Сорок палачей, любимцев Робеспьера,{374}
На жертвеннике лягут днесь.
Искусство, ты живишь и холст и камень серый:
Твоим лучом бессмертен здесь
Швейцарцев славный вождь, Колло д’Эрбуа{375} великий,
В чьем духе черпает герой
И доблесть, и покой, и мощь железной пики.
Созвездий новых вскиньте рой
Вы, дети резвые Гиппарха и Эвклида:{376}
Для вас златые волоса
С чела царицы пав, как звездная хламида,
Вплелись, пылая, в небеса,
И Аргонавтов{377} сих для вас ладья златая
Еще горит во тьме ночей,
И будет вас нести Атлас,{378} изнемогая,
Как сих властителей морей.
Пусть ночи паруса их именем блистают,
Пусть кормчий, если буря зла,
Зовет в свою ладью, как звезд горящих стаю,
Швейцарцев Колло д'Эрбуа!