Зимой 1793 г., когда на горизонте выросла опасность эбертистской революции, мирный тон Шенье сменился звериной ненавистью к героям предместий и вождям революционной диктатуры. Вот когда вновь встретились два брата! В гимне «9 термидору» Мари-Жозеф не менее кровожаден, чем Андрэ в его оде в честь Шарлотты Кордэ:
Отныне Мари-Шенье провозглашает месть программой своего поэтического творчества. А когда ненависть была утолена, победы французской армии разбудили в нем инстинкты дворянина-грабителя и буржуа-стяжателя. Все его песни эпохи Директории и Консульства, его знаменитая «Песнь возвращения» представляют собою повторение того, о чем писал Наполеон в 1796 году военной прозой на полях Италии. Наполеон звал своих солдат воспользоваться победами для ограбления Италии. Мари-Жозеф Шенье, поэт буржуазии, вторит ему:
Так получила свое завершение поэзия Шенье.
Судьба братьев Шенье часто привлекала внимание исследователей. Политический конфликт между Андрэ и Мари-Жозефом буржуазные историки и литераторы превратили в трагическую повесть о братоубийстве. До сих пор на основании опубликованных материалов трудно вынести окончательное суждение о всех деталях истории казни Андрэ, о роли в этом деле его брата, да и обо всей истории их политической борьбы за годы революции. Но даже того, что мы знаем о конфликте между братьями, совершенно достаточно, чтобы положить предел легенде, превратившей политический спор в мелодраму.
Андре Шенье проявил политическую активность уже в первые годы революции. Во время так называемого «дела Нанси», когда солдаты французской армии выступили на борьбу за свои гражданские права, победители-буржуа объявили поход против демократии. Андрэ принял активное участие в этом походе. 24 августа 1790 года он опубликовал обращение к французам «о их подлинных врагах». Это обращение можно рассматривать как один из ярких документов начавшейся буржуазной контр-революции. Шенье ненавистна плебейская масса с ее идеей непрерывной революции. Страна, от края до края, полыхает пламенем восстания. В конце концов, по мнению Шенье, мирные обыватели могли бы приспособиться к новому режиму, как они приспособлялись к старому, если бы не угроза гражданской войны. В 1790 году еще с большей силой, чем в первый год революции, бушует стихия плебса. Плебеи, говорит Шенье, заняли все должности в государстве, они поносят лучших людей: мэра Парижа Байи и генерала национальной гвардии Лафайета. В предместьях ненавидят «старый порядок» не потому, что он старый, а потому, что он порядок. В этих условиях для Шенье очевидно, что Национальное собрание — единственная опора и надежда собственнической Франции. Защита Национального собрания против демократии — такова его политическая программа 1790 г. До тех пор, пока массы нарушают нормальный ход государственной машины, они будут жертвой голода и безработицы. Напрасно апеллируют — говорит Андрэ Шенье — к рабочим. Если бы рабочие хотели работать, они не заполняли бы вместе со всей массой бездельников клубы в предместьях, трибуны собраний. Он приходит к выводу, что спасение страны в установлении твердой власти. Эту идею А. Шенье защищал и в последующие годы революции. В апреле 1791 года он доказывал, что революция совершена была в интересах буржуа, что только они составляют подлинную нацию и что они должны наконец раз навсегда освободиться от сковывающего их чувства страха («Рассуждения о партийности», апрель 1791). Поэт Андрэ Шенье звал буржуа к деятельности, к организации контр-революционных сил. Он становился все более и более популярной фигурой.
Весной 1792 года Шенье издает брошюру-памфлет о якобинском клубе — «О причинах беспорядков, волнующих Францию и задерживающих восстановление свободы». Якобинский клуб, как сеть, покрыл всю Францию. Якобинцы объявляют себя единственными представителями политической мысли народа. Несколько десятков или сотен бездельников, заполняющих помещения клуба, утверждают, что они «народ». Они не только рассуждают обо всем, — они претендуют на власть, они объявляют спекуляцией и монополией всякую честную промышленную деятельность. Торговля и промышленность отныне ими рассматриваются как преступление. «Якобинские клубы стали электрической цепью, сковавшей Францию».