(62)
Пища, которую дает нам Он, бесконечно сладостна, поэтому я предпочитаю поиск Кришны самой жизни. Радость от общения с Ним возрастает от мгновения к мгновению. Впредь, — говорит Тука, — я буду учить людей любить Его так же, как я.
(63)
Маленькие пастушки собираются и начинают составлять план: «Пошли сегодня воровать масло; и Луноликого с собой возьмем. Ребята, есть тут один, которого нам все это время ждать приходится». Говинда идет впереди, пастушки следуют за Ним; Он действует своим обычном образом: скрытый от всех, Он направляется то туда, то сюда. Вот Он видит дом, в котором никого нет. В нем хранятся девять видов масла[36]. Сначала Он заходит туда сам, затем раздает им кувшины с маслом. Он не позволяет им разговаривать, Он говорит: «Тихо! Когда Я дам знак, пейте молоко». Полностью довольный, Тука служит Богу.
(64)
Его спутники начинают громко возмущаться: «Канхоба, Ты никогда не позволяешь нам получить самое ценное, что у Тебя есть. Мы больше не играем; мы поняли, каков Ты на самом деле. Мы больше не можем нести эту тяжесть: Ты слишком долго ехал у нас на плечах и ни разу не слез». Туке становится ненавистна жизнь в преданности, но Бог не даст ему уйти.
(65)
О речь моя, отныне поминай Бога! О вредоносное создание, что находит удовольствие в пустой вздорной болтовне! Ты перестала повторять «Витхала! Витхала!», но теперь, — говорит Тука, — будь уверена: я заставлю тебя служить Господу.
(66)[37]
По происхождению я шудра, я стал торговцем; с незапамятных времен в нашем роду как семейное божество почитали Витхобу. Я не должен был бы это рассказывать, но поскольку вы, о святые, задали вопрос, из уважения к вам мне приходится сказать несколько слов о себе. После того, как мои родители завершили свой земной путь, я сполна испытал на себе мучения этого мира. Из-за голода я лишился своих сбережений, а также потерял доброе имя; моя первая жена умерла, моля о пище. Мне стало невероятно стыдно, это горе причиняло мне тяжкие мучения; я понял, что близок к полному краху. Наш семейный храм лежал в развалинах; тогда я решил поступить в соответствии с тем, что уготовила мне судьба. Я начал проповедовать и петь в дни экадаши[38], но первое время мой ум был отвлечен и блуждал. Поэтому я, призвав на помощь всю свою находчивость, выучил наизусть некоторые стихи святых, с полной верой в последних. Когда другие запевали, я подхватывал припев, очищая свой ум верой. Я почитал воду, которой были омыты стопы святых, за священную; я не позволял проникнуть в свой ум ни одной постыдной мысли. Как только выпадал случай, я служил другим, изнуряя собственное тело. Я не обращал внимания на друзей, которые любили меня, мне опротивел мир. Я заставлял свой ум удостоверяться, что истинно, что ложно, я ни во что не ставил мнение толпы. Я строго следовал наставлению моего учителя, которое он дал мне во сне[39], я твердо верил в имя Бога. После этого ко мне пришло поэтическое вдохновение; в сердце своем я обнял стопы Витхобы. Вскоре на меня обрушился тяжелый удар: мне запретили писать; поэтому на какое-то время мой дух погрузился в скорбь. Мои рукописи выбросили в реку[40], я сносил оскорбления, подобно кредитору; Нараяна утешил меня. Если я стану рассказывать всю свою историю, повествование получится слишком долгим и растянется допоздна, поэтому достаточно того, что я рассказал сейчас. Теперь вы видите, к чему я стремлюсь сейчас, а каким путем я пойду в будущем, ведает Бог. Бог никогда не пренебрегает своим слугой, я убедился, что Он милостив. Тука говорит: вот все мое достояние — я пою стихи, которые подсказывает мне Пандуранга.
(67)
Если некто со слезами на глазах выпрашивает титулы, разве они украсят его? Если Бог дает что-то сам, это прекрасно; это никогда не теряет своей сладости и очарования. Засей свое поле, и ты получишь достаточно зерна и для продажи, и для милостыни нищим, и для следующей посевной, и для раздачи во время религиозных обрядов. Тука говорит: как может образоваться алмаз без длительного испытания на прочность?
(68)
Намадева явился мне во сне вместе с Пандурангой и вдохновил меня: «Вот твоя задача: пиши стихи, и не говори о суетных делах». Намадева считал собственные стихи, Витхала вел запись; Намадева сказал мне, что всего он насчитал сотню кроров[41]: «О Тука, ты должен завершить то, что не успел закончить я».
36
38
39
40