(69)[42]
«Какое мне дело до того, что он отрекся от мира, оставил услаждение собственных чувств? Из-за него все удовольствия обходят наш дом стороной, но весь позор приходится сносить мне. За кого я выйду замуж, чтобы не умереть в нищете? Сколько еще горя, связанного с семьей, должна я претерпеть? Чем я буду кормить детей? Они так голодны, что готовы съесть и меня; было бы лучше, если б они умерли! Он вычистил дом так, что в нем ничего не осталось; нет даже коровы, которая давала бы навоз, чтобы смазывать полы». Тука говорит: жалкая и неразумная негодница; она водружает на собственную голову непосильный груз, а потом жалуется, какой он тяжелый!
(70)
«Мне прислали мешок крупы; он не позволит приготовить из него хлеб для детей. Он наполняет крупой корзины других людей. Он ненасытный вор!» Она приходит в совершенное бешенство и вцепляется в руку как волчица. Тука говорит: какие накопления заслуг могут быть у проститутки?
(71)
«Сынок, что ты будешь сегодня есть? Мой муж сделался бхактой[43] и все свое время проводит в храме. Он носит на голове гирлянды и совсем забросил свою лавку. Он заботится лишь о том, чтобы кормить себя. До нас ему дела нет. Он расхаживает туда и сюда с цимбалами и открытым ртом, он поет перед Богом в храме. Что нам теперь делать? Он убежал в джунгли». Тука говорит: ты никогда не отличалась терпением, но хоть сейчас прояви его немного.
(72)
«Чудесно, он сгинул; наконец-то мы получили то, что желали! Теперь у меня будет вдоволь еды: хлеба, супа и всего прочего. Несчастная я: как мне хватало сил беспрестанно ссориться с ним?» Тука говорит: после того, как я показал, что презираю ее слова, она прониклась ко мне симпатией.
(73)
— Зачем люди приходят к нам в дом? Им что, больше нечем заняться?
— В Боге весь мир сделался частью меня самого; что тебе стоит ответить любезно? Люди приходят навестить меня из любви.
Тука говорит: эта подлая женщина не ценит драгоценный камень; она набрасывается на людей как бешеная собака.
(74)
Моя жена умерла[44]; она освободилась; Бог освободил ее из мира иллюзии. О Витхоба, мы с Тобой будем наслаждаться вместе; нам больше никто не нужен. Хорошо, что мой мальчик умер, Бог избавил его от мира. Моя мать умерла, наблюдая за мной. Тука говорит: я избавился от забот.
(75)
О Господь, хорошо, что я разорился, потерпел полный крах из-за голода: так я раскаялся и обратился к Тебе — с такой силой, что мир опротивел мне. Хорошо, что моя жена была сварливой, что я терпел поношение и лишился доброго имени, богатства и коров; хорошо, что я не страшился людского мнения, но искал Твоей защиты, о Господь; хорошо, что я построил Твой храм и пренебрег женой и детьми. Тука говорит: хорошо, что я постился в дни экадаши, ибо так я поддерживал духовное бодрствование.
(76)
Почему, почему, о Боже, я вынужден сносить этот позор? Мне не следовало забывать главный секрет: то, что Он и я суть одно. Что случилось, то уже не исправишь; чего теперь сожалеть? Тука говорит: мне опостылело общество порочных.
(77)
Я никогда, никогда, никогда не оставлю стоп Витхобы! Пусть меня предадут безжалостной смерти, пусть вооруженные люди изрубят меня на сотню кусков — я ничего не боюсь. Тука говорит: прежде чем начать действовать, я решил быть твердым и бдительным.
(78)
Что я буду есть? Куда мне идти? Под чьим покровительством я буду жить в этой деревне? Патиль[45] и все люди злы на меня — кто мне подаст милостыню? «Он полностью лишился рассудка», — говорят они; они отнесли меня к разряду безумных. «Добрые» люди внушили ему это, и погубили меня — теперь я совершенно беспомощен! Тука говорит: его общество дурно; пойду же немедля искать Витхалу!
(79)
Мое тело сгорает подобно лесу, объятому пожаром. Беги же скорее, о Кешава! Каждый волосок на нем пылает; я не в силах унять пламя, я сгораю как Холика[46]. Сердце мое вот-вот разорвется — как Ты можешь спокойно смотреть на это? Возьми воды и беги скорее; больше никто не сможет мне помочь. Тука говорит: Ты моя мать, кто же еще поможет мне в мой последний час?
(80)
О Нараяна, убереги меня от общества женщин, пусть даже это будут всего лишь глиняные или деревянные куклы. Эта женщина оторвала меня от памятования о Боге и поклонения Ему; мой ум в смятении, и я не в силах удержаться от разговоров с ней. При виде ее лица, через мои чувства в меня проникает смерть. Красота — подлинное основание скорби. Тука говорит: если огонь становится святым, он способен сжечь того, кто прикасается к нему.
42
46