13. Цитаты
О мне толкуют сидящие у ворот, и поют в песнях пьющие вино.
Еще в четверг было пито. И как пито было! А теперь он кричал день и ночь и осип, теперь он умирал.
Изрядно, весьма изрядно подкрепившись, я принялся складывать свои манатки на крышу сарая, до которой мог дотянуться рукой, сперва положил портфель, затем, одну за другой, бутылки: саксонскую хлебную водку, потом четыре непочатые и одну початую бутылку шварцвальдской сливовицы — все аккуратно, рядком, на краю крыши.
Ничего больше, кроме как убивать время, ему уже не оставалось. И та кварта бурбона, которую он вслепую швырнул в реку, теперь не поможет.
У тебя есть коньяк? Наверное, он для твоей старушки матери. А может, ты хранишь этот коньяк для Господа нашего Иисуса Христа, чтобы угостить его в день второго пришествия. Разве мне, твоему другу, пристало судить, для чего предназначен этот коньяк?
Знаете ли, знаете ли вы, государь мой, что я даже чулки ее пропил?
Разве я не чувствую? И чем более пью, тем более и чувствую. Для того и пью, что в питии сем сострадания и чувства ищу. Не веселья, а единой скорби ищу… Пью, ибо сугубо страдать хочу!
Наши грехи Богу ни угодны, ни неугодны, он только лишь их допускает.
Так я и провел всю ночь, пил и блевал попеременно.
Он входит в церковь, губы его шевелятся, будто читая молитву. Внутри прохладно; на стенах изображения Крестного пути. Кажется, никто не смотрит. В церкви — вот где ему особенно нравится пить.
Что ж, что пьян? Ну, и пьян! Пьян — и горжусь этим.
Но бывали такие пропойцы, что — ощущая в себе переизбыток спиртного и не желая отступаться, ибо по завершении трапезы охоты ничуть не убывало, — выходили за дом и там, добровольно скинув с души, возвращались к столу и снова наново пили.
А не думала ты, что жить с пьянчугой тебе прискучит? Ты еще самого худшего не видела. Я все переворачиваю вверх дном. Постоянно блюю. Это чудо, что последние несколько дней я так хорошо себя чувствую. Ты как противоядие, что смешивается с алкоголем и удерживает меня в норме, но вечно это продолжаться не будет.
И всех рассудит и простит, и добрых и злых, и премудрых и смирных… И когда уже кончит над всеми, тогда возглаголет и нам: «Выходите, скажет, и вы! Выходите, пьяненькие, выходите, слабенькие, выходите, соромники!» И мы выйдем все, не стыдясь, и станем. И скажет: «Свиньи вы! Образа звериного и печати его; но придите и вы!»
Выпьешь ты рюмку, а у тебя в животе делается, словно ты от радости помер.
Однако я не могу представить себе, как можно продлить удовольствие от питья, когда пить уже больше не хочется, и как можно создать себе воображением искусственное и противоестественное желание пить.
Пошли, Господи, всем нам, пропойцам, такую легкую и прекрасную смерть!
— Выпить вроде охота.
— Всем охота, только не все это знают.
Я был напуган и пил больше обычного. Я работал над своим первым романом. Сидя за пишущей машинкой, каждый вечер выпивал полбутылки виски и дюжину пива. До рассвета курил дешевые сигары, колотил по клавишам, пил и слушал классическую музыку по радио. Я поставил себе цель: десять страниц зараз, но проверить, сколько написал, мог только на следующий день. Вставал утром, блевал и отправлялся в переднюю комнату — поглядеть, сколько страниц лежит на диване. Норму свою я всегда перевыполнял.