Фанни Капельмейстер как будто вторично умолкла — на этот раз обратившись в камень. Возможно, она хотела еще что-то добавить, возможно, хотела сказать, каким важным для делиранта может оказаться хотя бы минутный телефонный разговор, возможно, хотела сослаться на соответствующий параграф «Прав пациента» или напомнить о некоем факте (тем самым эффектно завершив сюжет), а именно: что единственный доступный делирантам автомат принимает только давным-давно вышедшие из употребления жетоны, в связи с чем почти никто им все равно не пользуется; возможно, у нее были еще какие-то аргументы — но нет, скорее и даже наверняка никаких больше аргументов у нее не было. Ничего не было у нее в голове, кроме толпы делирантов, стоящих в очереди к алкометру.
Фанни ясно увидела в этой очереди собственный призрак и подумала, что человек, ежевечерним обрядом которого становится дутье в алкометр, быть может, и вправду не должен иметь иных прав, кроме права ежевечернего общения с этим аппаратом. Между тем психотерапевт лже-Моисей, он же Я, Спиритус, полностью поднявшийся из-за стола, очень тихо сказал:
— Согласно правилам вы, делиранты, можете пользоваться телефоном с семи ноль-ноль до двадцати одного ноль-ноль. Так было и так будет — или не будет, поскольку, сдается мне, пора подумать об изъятии телефона из отделения. Речь не идет, — тут он слегка поклонился сестре Виоле, — речь не идет о тишине в ее, так сказать, слышимой или неслышимой форме. Ваша задача — добиться внутренней тишины, умиротворения. Вы должны убаюкать свои издерганные нервы — не ради сна, а ради спокойной жизни впоследствии. Все, что связано с внешним миром, даже разговор по телефону может вывести вас из равновесия. Телефонный разговор — я бы даже сказал, в первую очередь телефонный разговор — может вывести человека из равновесия, я по себе знаю, как иной раз будоражит беседа по телефону. Итак, повторяю: с семи ноль-ноль до двадцати одного ноль-ноль. Потом ночная тишина, выключенный телефон, работа над собой, самоутишение. Бесконечный, направленный на достижение абсолютной внутренней тихости процесс. Да, утишайтесь, утишайтесь, если не утишитесь, я, Спиритус, — психотерапевт лже-Моисей, он же Я, Спиритус, не повышая голоса широко развел руки, добиваясь сходства с крылатым змием, — если не утишитесь, я, Спиритус, вас уничтожу.
Тихость была целью нашей жизни, нашей молитвой и нашим Богом (или же, по местным представлениям, сколь бы они между собой ни разнились, высшей силой). Тихость была нашей Землей Обетованной, куда под предводительством психотерапевта Моисея, он же Я, Спиритус, вели нас ординаторши. Доктор Гранада устраивал философские диспуты о жизни и смерти, сестра Виола и другие сестры делали то, что положено делать сестрам: ставили нам капельницы, вкалывали витамины, давали болеутоляющие препараты, кормили минеральными добавками, восполняющими начисто вымытые из наших хилых тел минералы, ординаторши же вели нас в Землю Обетованную тихости. Сами они давным-давно утишились, профессионально утишились: в этой области ординаторшам не было равных. Им хватало одного взгляда, чтобы определить степень достигнутой нами тихости, чтобы прикинуть с точностью до миллиметра расстояние, еще отделяющее нас от Земли Обетованной абсолютной тихости. А уж психотерапевт лже-Моисей, он же Я, Спиритус (первой частью прозвища обязанный своей роли предводителя, а вовсе не вероисповеданию), был проницателен просто нечеловечески. Психотерапевт лже-Моисей, он же Я, Спиритус, вне всяких сомнений встречался на вершине горы с Богом тихости, где Всемогущий передал ему свое знание. Психотерапевт лже-Моисей, он же Я, Спиритус, взирал на человека, недостаточно утишенного, и говорил человеку, недостаточно утишенному: человече, утишься! И человек немедленно утишался.