Мила уже умела считать. Каждый удар по оголенной спине друга отдавался болью в ее висках. Чеслав мужественно смотрел перед собой, безмолвно ронял слезы на дощатый пол и стискивал зубы, ожидая, когда вновь опустится плеть. Закончив с розгами, сюзерен Северных земель взял с детей слово, что подобного больше не повторится. Во взгляде Велимира что-то переменилось, появилось то, что с тех самых пор заставляло Милу побаиваться собственного отца.
Дочь была единственным человеком, к которому после смерти жены он проявлял нежность, однако доброта его заключалась в требовании быть лучшей во всем, за что бы она ни бралась. Ценнейшие умы Нового града приходили учить юную княжну, и такое образование позволило наследнице Велимира стать рассудительной и внимательной к наукам. Не многих при дворе она жаловала своим общением, разве лишь тех, кого стоило привечать по этикету. Княжна проводила много времени за книгами, и, пожалуй, главные ее переживания были связаны именно с событиями, там описанными. Иногда, в редкие минуты безделья, она представляла себя героиней книг. Ей мечталось о шумных пирах, подобных тем, какие бывали по случаю богатого урожая, или тем, что устраивали в честь высокопоставленных князей из других частей Буянского царства. Однако больше всего ей нравились свадьбы, несмотря на все странные ритуалы и правила, которых приходилось придерживаться. Семьи жениха и невесты готовились к церемонии очень тщательно. Мужчины доказывали богам свое намерение быть честными мужьями и создать крепкий союз во славу покровительствующего божества, а делать это они могли, преуспев на охоте, придворной службе или превозмогая себя на работе в поле, если были простолюдинами. Девы же отправлялись в небольшие домики на отшибе селений – там они только молились и познавали свое предназначение, беря на себя обет молчания до самой свадьбы.
Княжне тоже предстояла свадьба, именно поэтому она и покинула отчий берег.
Сказать, что она готовилась к этому событию, было бы не совсем верно. Она не знала, что именно стоит делать. По обыкновению, ритуал подготовки передавался от матери к дочери, однако Мила осталась наполовину сиротой в совсем юном возрасте, а Велимир, ее отец, не имел привычки вводить в свой ближний круг других женщин. Он будто даже сторонился их. Поэтому у княжьей дочери не имелось наставницы в этом вопросе: учителя все были мужчинами, а Добродея, воспитывавшая ее с малых лет, была простолюдинкой, оттого сама не знала, как это принято в высшем свете. Приглянулась она когда-то пастуху, помолилась Дивии-луне, и при ее свете их и обручила ночь. Мужа-пастуха потом забрал Морок[5] – быстро, очень быстро, не успела Добродея и понести.
Пожалуй, единственное, что знала княжна наверняка, – это то, что для соединения уз нужно выбрать правильный день. Так, чтобы в этот день благословляющим был тот владыка из богов, кому потом захочется молиться и служить. И до замужества думать о нем почаще, чтобы не отвернулся в последний момент, принял все дары и поблагодарил напутствием в виде знака свыше. От этого, как она считала, будет зависеть будущее ее семьи.
– Проясняется, – вдруг откуда ни возьмись у самого уха прозвучал мужской голос.
Княжна глубоко вздохнула, стараясь выправить сбившееся от неожиданности дыхание, и уже было приготовила самый холодный взгляд из всех, на какие только была способна, намереваясь повернуться к автору изречения с совершенно однозначным безмолвным ответом, но это был аккуратного вида старик, а вовсе не очередной щеголь из гвардии любителей корабельных приключений.
– Небо проясняется. – Старик посмотрел ей прямо в глаза. – Того и гляди первую звезду увидим. А там и до столицы недалеко.
Она незаметно переступила с одной ноги на другую, отойдя таким образом от слишком близко стоящего попутчика.
– И как скоро, по вашему мнению, это случится? – Княжна по-прежнему не могла избавиться от напряжения после того, как старик вырвал ее из мыслей о замужестве.
– Скоро, скоро все случится. – Он опять пронзительно посмотрел княжне в глаза, как будто говорил о чем-то совершенно другом.
Ей стало не по себе. Кто он такой, чтобы нарушать ее спокойствие?
– Там, в трюме, запасли слишком мало бражки. Судари, те, что помоложе, теперь мучаются, изнывают. Столько пить! Пять бочек отборного ставленого меда как не бывало! – Старик озорно поглядывал на юную деву и готов был перейти к любимой части любого разговора – воспоминаниям, отчего лицо его засияло, словно даже омолодив его, но сам себя осек: – Тысяча извинений, сударыня! Разрешите представиться: Казимир Твердиславич из Великой Кряжмы, что в лесах да болотах на юго-западе. Путешествую совсем один, по делу личному. У нас, у стариков, жизнь – она прошлое. То, что грядет, только страшит сильнее, вот мы и предаемся воспоминаниям. В бытность мою молодым служил я доверенным человеком нашего сюзерена и плавал этими течениями бесчисленное количество раз, иногда с вестями теплыми, как Восточная река, но чаще, так уж получалось, с холодными, как воды Западной. – Он сощурил глаза, задумавшись, все его озорство вмиг улетучилось, и годы вернулись. – А вас какие боги ведут в столицу?