«Я могу помочь вам?» — Джон бомжа спросил.
Тот хлебнул и философски рассудил:
«Жалость — низменное чувство,
Как сказал нам Заратустра.
Отойди! Ты солнце мне загородил!»
А хорошо у нас в столице!
Непонятно, почему,
Только, главное — не спиться
И не скушать шаурму.
Да, загадок здесь у нас невпроворот — (впроворот)
For example, в нашем лифте кто-то срёт (всё время… Я извиняюсь!)
Мы загадочней Тибета.
Но Джон, зачем оно тебе-то?
Поезжай домой, там Мэри тебя ждёт.
Но он свой бизнес продал, домик заложил, (заложил)
И в Москве наш Джонни основать решил
Важный, без сомнения,
Фонд по изучению
Загадочной русской души.
Но тут пришли те, кто с холодной головой, (головой)
И с горячим сердцем. И сказали: «Нет, родной,
Знаем ваши Фонды-шмонды.
Все вы, гады, Джеймсы Бонды.
Гоу хоум, Джонни, бэк, цурюк, домой».
Go-go.
Go, Johnee, go-go,
Go, yankee, go-go,
Go, милый, go-go,
Go-go, Johnee Be Good!
Знаешь, Джонни, я вчера пришел домой, (ой, домой)
Весь помятый. Мне сказали: «Боже ж мой,
Это что ещё за морда?»
Я сказал: «Се — Человек! Звучащий гордо!
И с загадочной таинственной душой».
Это вам не козья морда —
Человек, звучащий гордо!
Милый Джонни, приезжай опять весной!
Зачем вы, девушки?
Хорошо быть красавцем мужчиной и по пляжу в трусах рассекать,
Напрягать мускулистую спину, мускулистый живот напрягать.
Обаять подходящую даму, а потом — ресторан и тахта…
Она скажет поздней: «Ведь учила же мама, что все мужики — сволота!»
Чтоб не случилась такая драма, вам надо помнить советы мамы:
Среди красавцев полно мерзавцев, какой кошмар!
Но… Глупы советы такого рода, кому охота любить урода?
Девичье ухо к ученью глухо. Оревуар!
Ценят женщины ум и культуру, а также песни под белый рояль,
Но фактура, важнее фактура — чтоб здоровый и крепкий, как сталь.
Чтоб от тела струился бы Эрос, чтобы в профиль и чтобы анфас.
«Ой, девчонки, балдею, ну просто Бандерас! Хочу его прямо сейчас!»
Ведь есть же счастье на белом свете! А он подъехал в кабриолете.
Такой красавец — и вдруг мерзавец? Да никогда!
Но снова драма: «Ты знала мама, что поматросит и сразу бросит.
Да, жаль, что бросил… Но как матросил! Обидно, да?»
Ну, куда же летишь ты, прелестная птичка колибри?
Только косточки хрустнут в смертельных объятьях самца.
Уже поздно — увяз коготок, он её в уголок поволок…
Он их кушает в месяц по дюжине — ай, молодца!
А я рыба, я рыба, я рыба, а я дохлая рыба хамса.
Нету в мышцах крутого изгиба, и не растут на груди волоса.
Но я из кактуса сделаю чачу, моя робость пройдёт без следа.
Я ж в душе настоящий кипящий мучачо, горячий, как сковорода!
Расправлю плечи, пройду упруго, и все соседи помрут с испуга.
Жаль, только нету кабриолета. Ну, и плевать!
Ото, как выйду, скажу: «Короче! Буэнос диас, буэнос ночес!
Атас, испанцы, иду на танцы атаковать!»
Подходящую даму приметив, подойду к ней, небрежный такой,
И скажу ей: «Милашка, приветик! Я нарушу твой гордый покой!
Ну, что — пойдём в ресторан для начала?» Проведу ей рукой по спине…
А, потом получив пару раз по сусалам, вернусь я к любимой жене.
Своей жене… Родной жене… Любимой…
И на Солнце бывают пятна
Я читаю про Великих Людей —
Кто был циник, кто тиран, кто злодей.
И обидно слышать мне от родни,
Что не великий я, как «те», как «они»,
Что мусор я не выношу,
Свет в туалете не гашу,
Чревоугодием грешу —
Так это ж разве грех?
Вот взять Великих — кто блудил,
Кто квасил, кто жену лупил.
А я что? Свет не погасил?
Смешно. Курям на смех.
Вот смотри: