Мой пегас подкован криво,
У него из пакли грива
И общипанные крылья,
Куцый хвост, как пистолет.
Нрав весёлый, скачет-квасит,
Встретит лошадь — отпегасит,
Он шакалит на помойках,
Но вообще-то он эстет.
Вот же фрукт: ни конь ни птица,
Всё бы ржать ему, глумиться.
У других людей пегасы —
Любо-дорого глядеть.
У людей ахалкетинцы,
Рысаки и кабардинцы.
Дамы видят нас с пегасом,
Начинают вновь трындеть:
Фу, мюжик, — сразу в крик.
Сразу в крик: Фу, мюжик!
Фи, мюжик! Ой мюжик!
Сразу в крик: Фу, мюжик!
Моя Муза — из Советского Союза,
Торговала раньше пивом на разлив,
Называет меня «вшивый мой Карузо»
И подмигивает, плечи оголив.
Пьёт, скандалит, носит тюлевые платья.
«Что за жизнь, — кричит, — отгулов не дают!
Я к Митяеву уйду, там больше платят».
Зря пугает, там её не подберут.
Мой лирический герой — он не лиричен,
Он циничен, мой лирический герой,
Он порочен, не приручен, ироничен,
Я-то добрый сам, а он чего-то злой.
Я хороший, тихий, славный, неприметный,
А он шумный, он гуляка и нахал,
И всё время кроет лексикой абсцентной,
Я и слов таких-то сроду не слыхал.
Ну и так как я не классик,
Сам воздвиг себе Парнасик,
Невысокий, двухметровый,
А по мне-то в самый раз,
Аккуратный, рукотворный,
С деревянною уборной,
Стол, скамейка, три берёзки —
Персональный мой Парнас.
Под столом лежит гитара
И пустая стеклотара,
На рассохшейся скамейке
Томик Фрейдкина раскрыт.
И живём, как в коммуналке:
Муза в виде приживалки,
Да пегас мой тугудумский,
Да герой мой паразит.
Паразит, паразит,
Ой, герой-паразит!
Ой, паразит мой герой,
Ой, паразит…
А вдали Парнасы высятся грядою,
Там лавинами метафоры шумят,
Строфы строго проплывают чередою,
А над ними рифмы звучные парят.
А тут сидишь и ищешь рифму к слову «днище»,
Собираешься «дружище» написать,
Эти трое мне орут: «Пиши — козлище!»,
Вынуждают под их дудочку плясать.
Тут у нас приют убогого пиита,
Эти трое пишут пульку на песке
С шумом, руганью: «А ваша дама бита!»
Атмосфера, как в портовом бардаке.
Господа, а не сбряцать ли нам на лире,
Миру что-то типа «Мцыри» рассказать?
А пегас кричит: Какие, на фиг, Мцыри!
Не видишь, я прикупил на мизере туза.
Я спел бы сладко, ласково
«Ля-ля» — по типу Баскова,
И чтобы не по матери,
А чтоб как херувим,
И чтобы без политики,
Чтоб прослезились критики:
«Какой светильник разума!
А мы его гнобим».
Бардак в моей гостинице,
Коньяк в моей чернильнице,
Конь скачет, Муза красится,
Герой ушёл в запой.
Какие, блин, наперсники,
Такие, блин, и песенки —
Ну что напишешь путного
С такою шантрапой.
Шантрапой, ой,
С такой шантрапой,
Шантрапой, шантрапой,
Шантрапой…
Дует свежий ветерок… И если честно,
Это свинство мне по нраву самому:
Обмакнёшь язык в чернильницу — прелестно!
Нет, ребята, нам меняться ни к чему.
Так что буду греть на солнце своё днище
И в процесс культурный камушки бросать.
Ну а кто там морщит нос? Отвянь, козлище!
Вот опять — хотел «дружище» написать.
Ну и всё.
Песнь о бодуне
Вставай, похмельная страна, пропели петухи,
Настало время Бодуна — расплаты за грехи.
Бодун придёт, как Командор, огромный, мрачный, злой,
Раздавит вас, как помидор, тяжёлою рукой.
Вот Солнца шар от двух бортов поднялся над Землёй
И хрип, и стон из тысяч ртов слились в протяжный вой.
Мой друг, не время клясть судьбу, — Бодун стучит в твой дом.
Вставай, народ! Все на борьбу с проклятым Бодуном!