Я сижу, смотрю и плачу. Вижу лица дорогие —
Бэтмен, Дракула, Киркоров, Штирлиц, Путин, Мимино.
Нам, гагарам, не по кайфу развлечения другие.
Нам и эти не по кайфу — но иного не дано.
Телевизор ежедневно объясняет мне как лоху,
Что всему дана оценка, что вопрос уже решён,
Что, к примеру, экстремизм — это однозначно плохо,
А к примеру, Пугачёва — однозначно хорошо!
А на дворе мороз, а на дворе жара,
А я сижу как пень у телевизора.
Смотрю такую дрянь, люблю такую шваль,
А я-то думал, я умней — очень жаль!
А мне бы жизнью наслаждаться, побродить по лесу мне бы —
Человек рождён для счастья, для гармонии рождён.
Верю, милый дядя Ваня, мы узрим в алмазах небо —
Чёрта с два! Взамен алмазов плоский «Сони тринитрон».
Прав был пьяный Заратустра: умер Бог от инфлюэнцы.
Новый пастырь — телевизор, он пасёт электорат,
Чтобы, блин, не забывали, кто вас кормит, иждивенцы!
Чтобы, блин, не расслаблялись по дороге в райский сад.
Мне плеснут каких-то фильмов, словно отрубей в корыто —
Комбикорм из сериалов, поп-кумиров и ток-шоу.
Я сожру, блаженно хрюкну, а мне напомнят деловито,
Что экстремизм — это плохо, Пугачёва — хорошо.
Ой, ратуйте, люди добры! Ой, спасайте! Ой, на помощь!
Ну, вот эти новости зачем мне?! Не обманут, так соврут!
Если на одном канале скажут: «Тыква — это овощ»,
То другой канал ответит: «Врёте, тыква — это фрукт!»
А у людей — июль, а у людей — февраль,
У них чего-то нет и им чего-то жаль,
Они увлечены прекрасною игрой,
Ну, а моя судьба — диван и геморрой.
Я боюсь из дома выйти — в новостях опять сказали:
Там аварии и взрывы, там кругом война идёт,
Бродят киллеры шальные с сумасшедшими глазами,
Злой чечен ползёт на берег, добрый мент добычу ждёт.
И не производит мыслей замутнённое сознанье,
По экрану кровь струится, тётки ходят голышом.
Я сижу в углу дивана и твержу как заклинанье:
«Экстремизм — это плохо, Пугачёва — хорошо!»
Дни идут, экран мерцает, потихоньку крыша едет,
В кинескоп ему кричу я: «Чтоб ты треснул! Чтоб ты сдох!»
Он в ответ мне спел глумливо: «Хочешь, я убью соседей?»
А потом сказал: «В Поволжье от нуля до минус трёх».
А когда на той неделе эти фидеры сгорели
Я очнулся, оглянулся — вижу комнату свою,
Вижу — новые обои, вижу — дети повзрослели,
И супруга мне сказала: «С возвращением в семью!»
«Товарищи учёные» 30 лет спустя
Товарищи учёные! Из книги Судеб следует,
Что все там будем: бедный ли, богатый — всё равно.
На бедность вы не сетуйте — наука жертв требует?
Вот вами же и жертвуют с наукой заодно.
Страна-то нетипичная, страна неординарная,
У нас любое действие всегда нолю равно.
Системы — бессистемные, стандарты — нестандартные,
Пространство — неэвклидово, хрен знает, чьё оно.
Здесь эффективно действует один закон неписаный:
Закон Большого Кукиша, дословно он гласит,
Что тело, погружённое в дерьмо по саму лысину,
Должно лежать не булькая и денег не просить.
Ну как мы бросились не споря смело в рыночное море:
«Мы хотим плыть на просторе! Эй, страна, руби концы!»
А теперь сидим на вантах, делим гранты по талантам,
Дети капитана Гранта, Джорджа Сороса птенцы.
Мозги одновалентные всегда дрейфуют поверху,
Там издают энциклики, шумят, руководят.
Вам ваше дело по-сердцу, им ваше дело по-фигу.
Такой вот получается постылый постулат.
А вы, бедняги, просите Его Превосходительство:
«Кормилец, дай нам денюжку, дабавь хоть медный грош!»
«Конечно же, берите же, — вам говорит правительство.
А вы ему: „Так нету же!“ Оно вам: „Так ото ж…“»
Когда с интеллигентскими химерами покончите,
Вернетесь вы в исконный наш, крестьянский наш уклад:
Курятничек в кладовочке, коровка на балкончике,
А под балконом грядочки — здесь будет город-сад.