Выбрать главу
Наши тени все короче — все прямее бьют лучи. Никуда от них не деться — и не надо! Мы бы многое сказали, только лучше помолчим — паутинки могут вырасти в канаты, если слово неудачно прозвучит, и поэтому мы лучше помолчим.
25 марта — 6 апреля 1987

Весна мокрая

Никотинные пятна ложились на площади, истеричный трамвай завывал и повизгивал, улыбались мне сверху какие-то лошади, под колесами лопалось солнце, и брызгами —
и тяжелыми брызгами падало на плечи, на лицо и за ворот, и голос простуженный то ли шепотом, то ли неслышными воплями потухал, не достигнув лица. А над лужами,
а над лужами шли молчаливые женщины, пряча лица от ветра, храня их для близкого, и из каждых ворот, от карниза, из трещины — голубиные свадьбы со стонами низкими.
И из каждых ворот, от карниза, из трещины — голубиные свадьбы со стонами низкими.
6-10 марта 1970

Вечерние картинки

В детской комнате сейчас покой и сон. Снова маленьким хотел бы стать я сам. Целый вечер что-то рисовал мой сын. На полу листки белеют здесь и там.
Я беру листочек в руки просто так. Дело к битве, но пока еще не бой — нарисован краснозвездный грозный танк с очень длинной паровозною трубой.
Пятилетнему конструктору все впрок: Папа, могут танки ездить под водой? Ну не рыбой плавать, а ползти, как рак? Могут, только нужен воздух для людей.
Вот еще листок, и тоже наугад. Сердце стукнуло и покатилось вниз. Повторяется мой сорок третий год: наши немцев бьют и дымом пахнет лист.
И кругом победа, и погибших нет. Эй, сдавайся, кто пока еще живой! Нет, не надо больше нам таких побед — до сих пор не умолкает бабий вой.
Десять наших полегло, а их — один. Вся история качнулась — вот так счет! Не хочу, чтобы когда-нибудь мой сын стал бы фишкою в игре с названьем «щит».
В этих играх развлекаются вожди, генералы могут маршалами стать. Сыновья уходят в землю, как дожди. Но зато мы наблюдаем результат.
Побежденный едет к нам поесть икры, занимает в «Интуристе» номер «люкс». Победитель знает правила игры, и ему по поведенью ставят плюс.
На скамеечке вокзальной по три дня, но зато готов с оружием в руках защищать такую жизнь, а про меня говорить, что я на службе у врага.
Где же враг — пора понять уже давно. Что за щит и от кого — спроси в упор. Нет, сынок, им нравится крутить кино, где все роли им разметил режиссер.
Русокудрый мой, но жизнь у нас одна. На кино ее потратить — просто жаль. Ну а тот из них, кому нужна война, пусть играет в танки и иную шваль.
А война нужна, чтоб нас держать в узде, чтобы каждому, кто разумом не слеп, по закону, принародно и везде можно было в рот вогнать свинцовый кляп.
Оглянись, мой мальчик, здесь ты родился. Постарайся все запомнить хорошо, чтобы, повзрослев, ты мог ответить сам, почему отсюда папа твой ушел.
Есть, конечно, у меня отцовский долг, и его я понимаю только так: нарисуем вместе, но не танк, а дом. А войны не будет, раз мы стерли танк.
31 мая — 3 июня 1989

В Израиле дождь

От хамсина[9] до хамсина небо в серой паутине — ах, знакомая картина! — в точности мой Ленинград. Апельсиновые рощи дождь безжалостно полощет — нам бы что-нибудь попроще — я осинке был бы рад.
«Мчатся тучи, вьются тучи» — до чего же стих летучий! И никто не скажет лучше, будто здесь и жил поэт. Впрочем, так оно и было: ведь судьба нам подарила край мечты, для сердца милый, а другой прописки нет.
И хрустят ли под ногами листья яркие, как пламя, или шелест пальм над нами, или жалит мерзлота, — всюду чудится другое — хуже, лучше — не такое! Всюду под твоей ногою лишь земля, но не мечта.
Может быть, и слава Богу, что не ляжет на дорогу, а останется для многих слабой звездочкой вдали. Лишь обман летит ответом, голубым небесным светом, но далек от нас при этом, словно небо от земли.
13–14 декабря 1991

Возвращение

Осенний город погрузился в дым, и горожан как будто размело. Здесь не о чем и незачем двоим — мне одному и пусто, и светло.
Вот, кажется, знакомый поворот — зачем я оказался за углом? Скрипит калитка крашеных ворот, и вот передо мною отчий дом.
Я сквозь асфальт булыжник узнаю и дровяные склады над травой, я поднимаюсь в комнату мою — твое лицо мерцает надо мной…
Ах, ради Бога — просьба не вставать, не прерывать из-за меня дела… Скрипучая железная кровать — я точно помню, где она была.
вернуться

9

Хамсин — суховей, горячий ветер (иврит).