И закричал безумный, — Да это же коллоид,
Не жидкость это, братцы, коллоидальный газ.
Вот так блеснул в науке, как в небе астероид,
Взорвался и в шипеньи безвременно угас.
И вот так в этом газе и лежит.
Народ его открытьем дорожит.
Но он не мертв, он усыплен,
Разбужен будет он
Через века, дремли пока, великий Кокильон.
А мы, склонив колени, глядим благоговейно,
Таких, как он, немного — четыре на мильон.
Возьмем Ньютона, Бора и старика Эйнштейна,
Вот три великих мужа, четвертый — Кокильон
Мы все живем как будто, но…
Мы все живем как будто, но
Не будоражат нас давно
Ни паровозные свистки,
Ни пароходные гудки,
Иные — те, кому дано,
Стремятся вглубь и видят дно,
Но как навозные жуки
И мелководные мальки.
А рядом случаи летают, словно пули,
Шальные, запоздалые, слепые, на излете.
Одни под них подставиться рискнули,
И сразу — кто в могиле, кто в почете.
Другие не заметили, а мы — так увернулись,
Нарочно, по примете, на правую споткнулись
Средь суеты и кутерьмы,
Ах, как давно мы не прямы:
То гнемся бить поклоны впрок,
А то завязывать шнурок.
Стремимся вдаль проникнуть мы,
Но даже светлые умы
Все излагают между строк —
У них расчет на долгий срок.
Стремимся мы подняться ввысь,
И думы наши поднялись,
И там парят они легки,
Свободны, вечны, высоки.
И так нам захотелось ввысь,
Что мы вчера перепились,
И горьким думам вопреки
Мы ели сладкие куски.
Открытым словом без ключа
Навзрыд об ужасах крича,
№ 1 вскрыть хотим подвал чумной,
Рискуя даже головой,
И трезво, а не сгоряча
Мы рубим прошлое сплеча,
Но бьем расслабленной рукой,
Холодной, дряблой, никакой. Приятно сбросить гору с плеч
И все на Божий суд извлечь,
И руку выпростать, дрожа,
И показать — в ней нет ножа.
Не опасаясь, что картечь
И безоружных будет сечь.
Но нас, железных, точит ржа
И психология ужа.
А рядом случаи летают, словно пули,
Шальные, запоздалые, слепые, на излете.
Одни под них подставиться рискнули
И сразу — кто в могиле, кто в почете
Другие не заметили, а мы — так увернулись,
Нарочно, по примете ли на правую споткнулись.
Всему на свете приходят сроки…
Всему на свете приходят сроки,
А соль морская въедлива, как черт.
Два мрачных судна стояли в доке,
Стояли рядом, просто к борту борт.
Та, что поменьше, вбок кривила трубы
И пожимала баком и кормой:
Какого- типа этот тип, какой он грубый,
Корявый, ржавый, просто никакой.
В упор не видели друг друга оба судна
И ненавидели друг друга обоюдно.
Он в аварийном был состояньи,
Но и она не новая отнюдь,
Так что увидишь на расстояньи —
С испуга можно взять и затонуть.
Тот, что побольше, мерз от отвращенья,
Хоть был железный малый с крепким дном.
Все двадцать тысяч водоизмещенья
От возмущенья содрогались в нем.
И так обидели друг друга оба судна,
Что ненавидели друг друга обоюдно.
Прошли недели, их подлатали,
По ржавым швам шпаклевщики прошлись,
И ватерлинией вдоль талий
Перевязали корабли.
И медь надраили, и краску наложили,
Пар развели, в салонах свет зажгли,
И палубы и плечи распрямили
К концу ремонта эти корабли.
И в гладкий борт узрели оба судна,
Что так похорошели обоюдно.
Тот, что побольше, той, что поменьше,
Сказал, вздохнув, — Мы оба неправы.
Я никогда не видел женщин
И кораблей, прекраснее, чем вы.
Та, что поменьше, в том же состояньи
Шепнула, что и он неотразим.
Большое видится, говорит, на расстояньи,
Но лучше, если все-таки вблизи.
Кругом конструкции толпились, было людно,
И оба судна объяснились обоюдно.
Хотя какой-то портовый дока
Их приписал не в тот же самый порт,
Два корабля так и ушли из дока,
Как и стояли, вместе к борту борт.
До горизонта шли в молчаньи рядом,
Не подчиняясь ни теченьям, ни рулям,
Махала ласково ремонтная бригада
Двум не желающим расстаться кораблям.
Что с ними, может быть, взбесились оба судна
А может попросту влюбились обоюдно.
Был развеселый розовый восход…
Был развеселый розовый восход,