Набекрень, и пошел не войну.
Вновь играет радиола, снова солнце в зените,
Да некому оплакать его жизнь,
Потому что тот король был один, уж извините, —
Королевой не успел обзавестись.
Но куда бы я ни шел, пусть какая ни забота,
По делам или так, погулять, —
Все мне чудится, что вот, за ближайшим поворотом
Короля повстречаю опять.
Потому что на войне хоть и, правда, стреляют,
Не для Леньки сырая земля,
Потому что, виноват, но я Москвы не представляю
Без такого, как он, короля.
Потому что, виноват, но я Москвы не представляю
Без такого, как он, короля.
Из окон корочкой несет поджаристой…
Из окон корочкой несет поджаристой,
За занавесками мельканье рук.
Здесь остановки нет, а мне — пожалуйста,
Шофер в автобусе — мой лучший друг.
А кони в сумерках колышут гривами,
Автобус новенький, спеши, спеши,
Ах, Надя, Наденька, мне б за двугривенный
В любую сторону твоей души.
Она в спецовочке, в такой промасленной,
Берет немыслимый такой на ней.
Ах, Надя, Наденька, мы были б счастливы,
Куда же гонишь ты своих коней?
Ах, Надя, Наденька, мы были б счастливы,
Так не гони же ты своих коней!
Но кони в сумерках колышут гривами,
Автобус новенький, спеши, спеши!
Ах, Надя, Наденька, мне б за двугривенный
В любую сторону твоей души.
Ах, Надя, Наденька, мне б за двугривенный
В любую сторону твоей души.
По Смоленской дороге…
По Смоленской дороге леса, леса, леса,
По Смоленской дороге столбы, столбы, столбы,
Над дорогой Смоленскою, как твои глаза,
Две холодных звезды — голубых моих судьбы.
По Смоленской дороге метель в лицо, в лицо.
Все нас из дому гонят дела, дела, дела.
Может, будь понадежнее рук твоих кольцо, —
Покороче б, наверно, дорога мне легла.
По Смоленской дороге леса, леса, леса,
По Смоленской дороге столбы гудят, гудят,
Над дорогой Смоленскою, как твои глаза, —
Две вечерних звезды голубых глядят, глядят.
На дорогу Смоленскую, как твои глаза,
Две вечерних звезды голубых глядят, глядят.
Шарманка-шарлатанка…
Шарманка-шарлатанка,
Как сладко ты поешь,
Шарманка-шарлатанка,
Куда меня зовешь?
Шагаю еле-еле —
Вершок за пять минут,
Ну как дойти до цели,
Когда ботинки жмут?
Работа есть работа,
Работа есть всегда,
Хватило б только пота
На все мои года.
Расплата за ошибки —
Она ведь тоже труд.
Хватило бы улыбки,
Когда под ребра бьют.
Работа есть работа.
Опустите, пожалуйста, синие шторы…
Опустите, пожалуйста, синие шторы,
Медсестра всяких снадобий мне не готовь.
Вот стоят у постели моей кредиторы —
Молчаливые Вера, Надежда, Любовь.
Раскошелиться б сыну недолгого века,
Да пусты кошельки упадают с руки.
Не грусти, не печалуйся, о, моя Вера,
Остаются еще на земле должники.
И еще я скажу и печально, и нежно,
Две руки виновато губами ловя,
Не грусти, не печалуйся, матерь Надежда,
Есть еще на земле у тебя сыновья.
Протяну я Любови ладони пустые,
Покаянный услышу я голос ее, —
Не грусти, не печалуйся, память не стынет,
Я себя раздарила во имя твое.
Но какие бы руки тебя ни ласкали,
Как бы пламень тебя ни сжигал неземной,
В троекратном размере болтливость людская
За тебя расплатилась, ты чист предо мной.
Чистый, чистый лежу я в наплывах рассветных,
Белым флагом струится на пол простыня.
Три сестры, три судьи, три жены милосердных
Открывают последний кредит для меня.
Три сестры, три судьи, три жены милосердных
Открывают бессрочный кредит для меня.
А как первая любовь…
А как первая любовь — она сердце жжет,
А вторая любовь — она к первой льнет,
А как третья любовь — ключ дрожит в замке,
Ключ дрожит в замке, чемодан в руке.
/2 раза/
А как первая война — да ничья вина,
А вторая война — чья-нибудь вина,
А как третья война — лишь моя вина,
А моя вина, она всем видна.
/2 раза/
А как первый обман — да на заре туман,
А второй обман — закачался пьян,
А как третий обман — он ночи черней,
Он ночи черней, он войны страшней.
/2 раза/