А дома его ждал застоявшийся дым,
И десять листов, верных его стихам.
И верь не верь, но десять прекраснейших дам
Ждали звонка в свою дверь, его звонка;
Десять прекрасных дам.
Я кончил писать и тоже встал у окна,
Туда, где видна стена и еще раз стена.
И долго стоял, и синий дым
Ел мне глаза, но я был с ним
И пил до дна здоровье десяти прекрасных,
Десяти прекрасных дам.
Комната, лишенная зеркал
Сын человеческий, где ты?
Скажи мне еще один раз,
Скажи мне прямо, кто мы теперь,
Скажи мне истинно, где мы сейчас;
Ведь я думал, все будет честно,
Шелковый шарф на шлем,
Но это битва при закрытых дверях,
Борьба жизни с черт знает чем,
И кто-то считает, что это подвох,
И кто-то кричит, что провал.
И каждое слово – признак того, что мы
В комнате, лишенной зеркал.
Сегодня мне снился ангел,
Похожий на Брюса Ли.
Он нес мне жидкость для прочистки мозгов,
Стакан портвейна для хозяев земли.
Но я был мудр и светел,
Я взялся за дело всерьез;
И я умер, выбирая ответ,
Хотя никто не задавал мне вопрос.
А друг мой Ленский у пивного ларька
Сокрушался, что литр так мал;
А очередь хором читала стихи
О комнате, лишенной зеркал.
Нас всех учили с любовью
Смотреть не вверх, а вперед;
Но любовь стреляет из обоих стволов,
Как только ты выйдешь на взлет.
А что, в самом деле – увлечься
Одной из тех благородных девиц,
Что воткнут тебе под ребра перо,
Чтобы нагляднее было думать про птиц;
Но будь я тобой, я б отправил их всех
На съемки сцены про первый бал,
А сам бы смеялся с той стороны стекла
Комнаты, лишенной зеркал.
У черных есть чувство ритма,
У белых – чувство вины,
Но есть третьи, без особых примет,
Что смотрят на женщин только ниже спины.
Но я не был сосчитан,
Я видел это со стороны;
Мне как-то странно служить любовником муз,
Стерилизованных в процессе войны,
Где выжил тот, кто был заранее мертв,
А выиграл тот, кто не встал –
И только герои снимают рашпилем грим
Комнаты, лишенной зеркал.
И вот два достойных занятья
Для тех, кто выше нуля:
Торговля открытками с видом на плешь,
Или дикий крик: «Право руля!»
И значит я списан, как мертвый,
И мне положен конец,
Но я благодарен всем, стрелявшим в меня:
Теперь я знаю, что такое свинец;
И кто-то смеется, как серебряный зверь,
Глядя в наполненный зал;
А я просто здесь, я праздную радостный сон
О комнате, лишенной зеркал.
Рождественская песня
Твои самолеты – им никогда не взлететь;
Твои горизонты чисты, твои берега не знают прибоя.
На улицах много людей, но тебе не сказали, что это такое,
Ты бросаешь им золото – тебе не сказали, что это медь;
Из тех, кто был здесь сначала, с тобой остаются лишь трое –
Но, королева, кто позволит им петь?
Твои глаза – никто не помнит их цвет,
Лишь в клетках поют соловьи неизвестной ученым природы.
Все двери закрыты на ключ, с сумерек и до восхода;
Лишь рыбаки не боятся смотреть тебе вслед.
Тебя обманули – им не позволяют смотреть на воду;
Но, королева, кто погасит их свет?
А в гавани – паруса из цветных камней,
И матросы в монашеских рясах пьют здоровье жены капитана,
Но в полночь расходятся в кельи – они снимаются с якоря рано,
Им нужно плыть вокруг света – туда, где в полдень темней,
Чем ночью. Их корабль разобрала на части охрана,
Но они уплывут, королева, – есть вещи сильней.
А ночью время идет назад,
И день, наступающий завтра, две тысячи лет как прожит;
Но белый всадник смеется, его ничто не тревожит,
И белый корабль с лебедиными крыльями уже поднял паруса;
Часовые весны с каждым годом становятся строже,
Но, королева, – сигналом будет твой взгляд.
Королева, мы слыхали, что движется лед;
Но, когда поднимаются реки, это даже не стоит ответа;
Ладони полны янтарем, он будет гореть до рассвета,
И песнь яблоневых ветвей – ее никто не поет,
Но это не долго, и наша звезда никогда не меняла цвета;
Но, королева, тише: ты слышишь – падает снег;
Да, королева, – это все-таки Новый Год!
Новая жизнь на новом посту
На кладбище грязь, полшестого,
Мать-земля сегодня сыра;
И в ней стоят хорошие парни,
Хотя, должно быть, пьяны с утра.
Но как не пить при такой работе,
И я храню для них водку в пальто;
И мне хотелось бы петь об этом,
Но этот текст не залитует никто.
Иван спешит на работу,
Он спешит на работу, не торопясь;
Похоже, что ему все равно,
Успеет ли он к девяти часам.
Осенний парк, опавшие листья –
Такая прекрасная грязь.
Он был инженером, теперь он сторож,
Он выбрал себе это сам.
И его Беломор горит на лету,
И это новая жизнь на новом посту.