Как бы то ни было, но и то последнее, что могло бы побудить меня соединить свою судьбу с судьбой Аллы, теперь отпало.
Принимая же во внимание совокупность обстоятельств – не всё ли мне было равно, насколько у неё незапятнанный моральный облик? И сначала я так и подумал – плевать! Какая разница? И даже сделал вид, что ничего особенного не случилось. Но, как оказалось, где-то под спудом, помимо рациональном мотивировки и даже вопреки ей, мне было глубоко не всё равно. Именно в этом мне и захотелось разобраться в какой-то момент.
II
На самом краю земли, посреди унылой долины, там, где не растёт ничего, кроме тополей с чёрной корой да жёлтых цветов – асфоделов, где один из рукавов девятируслого Стикса впадает в реку плача Кокит, от которой, в свою очередь, берёт начало медленно катящая свои тихие воды река забвения Лета, есть небольшая живописная лужайка, покрытая яркой, изумрудно сияющей в лучах солнца ароматной травой. Здесь поют птицы, и самый воздух кажется здесь свежее и слаще. Даже без устали дующий пронзительный ветер, царствующий по всей этой бесплодной равнине, на зелёной лужайке как будто стихает и уже не доносит сюда смрада болот и трясин Ахеронта – зловонной и неприветливой реки скорби. Здесь, на этом самом месте, нашла свою смерть возлюбленная Аида – нимфа по имени Мята, которая получила прозвище Мята Кокитида от названия заводи реки, на берегу которой она истекла кровью.
Аид вовсе не был таким суровым, каким его привычно считали из-за репутации мрачного царства Гадеса – в конце концов, светлый Олимп отошёл к Зевсу лишь по капризу жребия, когда братья после победы над титанами делили между собой владения, а ведь могло бы случиться и иначе. Но так уж вышло, что небо досталось Зевсу, грозное море – Посейдону, а Аиду, хотя он ни в чём не уступал ни одному, ни другому брату, пришлось примириться с судьбой и принять подземный мир. Как бы то ни было, владыка царства мёртвых был не только красивым и сильным богом, но и искусным любовником. Не приходилось Аиду когда-либо встречать женщины – ни богини, ни смертной, – в которой он не смог бы с необычайной лёгкостью разжечь пыл бурной страсти. Покорять холодных и надменных Аиду даже нравилось – нравилось, как склонялись они, как не своею силою – нет, но властью их же собственных побуждений он мог заставить любую женщину подчиниться ему, а в подчинении найти наивысшую радость. Может быть, из-за этого он и влюбился с первого взгляда, едва увидел спящую под кипарисом Персефону, когда они вместе с крылатым богом сна Гипносом вышли ночью на землю.
Персефона, дочь Зевса и богини плодородия, великой Деметры, росла странной девушкой. Она казалась чужой даже в собственном кругу. Ребёнком она не резвилась, не смеялась, не играла, а в то же время и к учёбе не проявляла особых талантов, несмотря на тщетные усилия премудрой Афины Паллады. Повзрослев, Персефона превратилась в вялую, невзрачную богиню, лишённую пыла, желаний и жизнерадостности. Не считая Деметры, души не чаявшей в дочери, все обитатели Олимпа относились к томной и мечтательной девушке, обладательнице бледных полупрозрачных щёк и тонких шёлковых волос, со снисходительной жалостью превосходства здоровых над больными.
Напрасно Гипнос предостерегал Аида, что внешность Персефоны выдаёт в ней холодную натуру, не подверженную ни ровному горению, ни даже редким вспышкам любовной страсти. Лишь сильнее распалился желанием владыка подземного мира – тем паче, что, как казалось ему, никогда до того не встречал он девушки, более достойной стать его женой. Не решаясь просить руки своей племянницы у Деметры, недолюбливавшей младшего брата и ни за что не согласившейся бы отпустить дочь в царство мёртвых, Аид вместо этого отправился к Зевсу, а Гипноса попросил навеять на громовержца крепкий сон. Зевс, как и рассчитывал Аид, был крайне раздосадован, будучи пробуждён от крепкого сна среди ночи, и, более желая отделаться от непрошеного гостя, чем вдаваясь в суть просьбы Аида, дал своё согласие на похищение Персефоны. После этого Аид уговорил богиню земли Гею вырастить в том месте Никейской долины, куда ходила гулять Персефона со своими подругами, дивные ярко-алые цветы. Па следующий день, как только увидела дочь Деметры чудо-цветы, сразу захотела набрать себе целый букет. Но только один-единственный цветок успела сорвать она – вдруг разверзлась земля, и из глубин на быстрой колеснице вырвался бог подземного царства. Быстрее молнии подхватил он девушку на руки и умчал под землю. Сомкнулась земля над похитителем и похищенной им Персефоной. Только вскрикнуть и успела дочь Деметры.