- Они все... - начала я, чувствуя, как к горлу подступает комок.
- Мертвы? - продолжила Трин, выуживая из шкафа старый котел.
Злое, невыносимо тяжелое и колкое слово прозвучала легко и обыденно из уст светловолосой шведки. Казалось, что понятие смерти не было для нее чем-то горьким и траурным.
- Их нет, - коротко ответила я. - Это и послужило причиной моего появления в ваших краях.Я уехала, потому что потеряла все, что имела. Здесь я надеялась найти поддержку родственников, - говорила я, преодолевая слабость в ногах.
Трин хитро улыбнулась, разжигая огонь в камине.
- Ты искала Холь... Хольмб... Хольмбергов? - нащупывая правильное слово, спрашивала она.
Замешательство женщины можно было понять. В старой Швеции не было фамилий. Правду сказать, даже в новое время, несмотря на введение новомодного закона 1901 года о "фамильном имени", не все могли им похвастаться. До двадцатого столетия почти все жители Швеции обходились отчеством, именем матери или прозвищем.
- Брита отведет тебя на рыночную площадь после обеда. Там все о всех знают, - сказала Трин. - На худой конец обратимся к одному знатному человеку, который мог бы поискать что-то об этих твоих Хольмбергах. Моя семья служит у лендрмана Ньяла, сына Ове. Он ведет запись при сборе подати. Его старые книги знают все о жителях этого города. (прим. автора: Лендрман - крупный землевладелец и человек, ответственный за сбор податей королю)
Мои ноги задрожали от внезапной слабости. Я понимала, что у лендрмана появится ряд вопросов, на которых у меня не было ответа. Как я добралась до Сигтуны? Кораблем? А откуда выплыла? В каком городе жила в Гардарике? Почему оказалась одна в лесу без сбережений, еды и запасной одежды?
- Ты так добра, Трин, - холодно произнесла я.
Женщина хмыкнула.
- А есть ли у меня выбор?
Мне не пришлось отвечать - в дом вошла Брита. Девушка молча сняла тулуп, вытерла руки о грязную тряпку и схватив со стола лепешку, задумчиво зажевала.
***
Следующие два часа прошли в тишине. К счастью, после дегустации отвара из валерианы, глава семейства заснул, тем самым избавляя меня от проклятий и бесконечных причитаний. Убедившись, что муж цел и невредим, Трин покинула дом, а Брита вернулась к своим обязанностям во дворе.
Оставшись наедине с собой, я уселась на край кровати и схватилась за голову. У меня было достаточно времени, чтобы выдумать подробности новой жизни, вот только не хватало знаний, которые помогли бы составить правдоподобный рассказ.
- Думай, Лена, думай... - по-русски шептала я, закрывая лицо руками.
- Нет безвыходных ситуаций, есть ситуации, выход из которых нам не нравится, - прозвучал в голове звонкий голос тети Астрид.
Почему-то из всех моментов моей жизни, разум решил выудить именно этот: неприметный, серый и такой бесполезный. Тогда мне было почти восемнадцать. Я сидела возле камина, наблюдая за тлеющими угольками, а тетушка расплетала мои волосы.
- Я думала мы друзья, - задыхаясь от негодования говорила я. - Мы... ничего даже... мы даже за руку не держались.
- Понимаю, - кивала Астрид.
- Что мне делать, тетушка?
- В делах сердечных я тебе не советчик, дорогая. Если любишь - соглашайся, а если нет... - спокойной отвечала она.
- Но что подумают люди? - не унималась я, держа в руках серебряное колечко.
- А что тебе люди? Не иди на поводу и общества, Лена. Иначе оно с радостью задушит тебя своими липкими ручонками. Ян хороший друг, приятный и воспитанный юноша, но если ты его не любишь, то нет смысла соглашаться из-за мнения общественности.
- Я не люблю его, - жаловалась я, откладывая колечко в сторону.
- Лучше быть одной, милая, чем с тем, кто тебе не мил.
Она была права. Если быть откровенной, Астрид всегда была права. Тогда, последовав совету тети и зову своего сердца, я отказала лучшему другу Яну Свенсону в предложении руки и сердца. До конца жизни я запомнила его серое, понурое лицо, глаза полные слез и трясущиеся пальцы, с нежностью дотрагивающиеся до моего запястья.
- Пусть это кольцо останется у тебя, милая Лена. Может когда-нибудь ты ответишь мне взаимностью, - говорил он, задыхаясь от обиды.
Я носила кольцо в знак уважения и памяти нашей былой крепкой дружбе, которая постепенно угасла, оставляя после себя горькое послевкусие. Мы не были рождены друг для друга и Ян понял это спустя несколько лет, удачно женившись на прекрасной Анне Софии из Уппсалы.