«Еще ближе...» - будто шептал ветер и я, послушно сделала несколько шагов в сторону замерзшей воды.
Здесь, на берегу древнего озера, впервые за долгое время, я почувствовала себя легко и свободно. Тяжелые веки сами закрылись, а дыхание стало тягучим и медленным. Казалось, что боль выходит из меня вместе с густым морозным паром.
- Прощай, Петер, - тихо произнесла я.
Идиллию разрушил хруст веток, исходящий со стороны сосновой рощи. По коже прошли мурашки. Я обернулась на звук, но увидела лишь огромные деревья, охраняющие заснеженную гладь.
Сигтуна не была тем городом, о котором писали страшные статьи с пестрыми заголовками об убийцах и насильниках. Да и дедушка всегда твердил, что спокойнее и прекраснее места не найти во всей Швеции, но в какой-то миг, всего лишь на секунду, мной овладел дикий страх. Этого хватило, чтобы буйное воображение нарисовало темную мужскую фигуру, мелькнувшую среди высоких сосен.
Я побежала. Длинный подол черного платья путался под ногами, сапоги утопали в сугробах, но я продолжала нестись по незнакомой части рощи, слыша свое громкое сердцебиение. Остановившись на мгновение я оглянулась и увидела лишь заснеженные деревья-великаны, умиротворенно дремлющие под ледяными перинами. Мертвая тишина замерла в воздухе, оседая снежными хлопьями на холодную землю.
- Отче наш, иже еси на небесех... - по-русски, тихо зашептала я и попятилась назад, осматриваясь по сторонам. - Да святится имя Твое, да прии́дет Царствие Твое...
Я продолжала читать молитву, пятясь назад, пока не уперлась в сосну. Впрочем, мне только казалось, что это было дерево... Обернувшись, я увидела перед собой высокий рунический камень, расколотый пополам беспощадным временем. Неизвестные письмена тонкой паутиной обрамляли холодную поверхность, складываясь в изображение двуглавой змеи. Я видела подобные артефакты в другой части Сигтуны, на открытых исторических раскопках. За символическую плату туристам проводили экскурсию, рассказывая байки и легенды вперемешку с подлинными историческими событиями. Я и мистер Расмус не были поклонниками подобных мероприятий, но Петер и тетя Астрид всегда тянули нас поближе к историческим местам и музеям.
- Рунические камни были сделаны руками древних мастеров во времена Викингов и зачастую служили поминальными стелами для великих правителей и храбрых воинов, - рассказывал тогда экскурсовод, после чего позволял восхищенным зевакам дотронуться до артефакта.
Тогда я смотрела на туристов с ужасом и полнейшим недоумением. Рунические камни были частью истории, но также они являлись погребальными стелами предков скандинавских земель. Имели ли мы право нарушать покой их душ своими прикосновениями? Эти люди так же как и мы влюблялись, искренне смеялись, горевали, и совершали страшные поступки. Никто из них не мог даже и подумать о том, что через несколько столетий их смерть будет чьим-то развлечением. Я с ужасом вздрогнула, представив, как спустя века, возле моего надгробного памятника будут толпиться шумные туристы и журналисты с фотоаппаратами.
- Покойся с миром, - прошептала я и напоследок взглянула на свою находку.
Рунический камень тихо спал, укутанный снегом и опавшими сосновыми иглами. Я не хотела тревожить его бесконечный сон, но что-то держало меня, заставляя смотреть на замысловатую руническую резьбу. Символы плясали в тягучем танце и головы двуглавой змеи будто переплетались между собой.
Поднялся вихрь, завывая унылый зимний напев. Ветер утих, но медленный певучий звук продолжал тянуться, отражаясь эхом в лесу. Мурашки прошли по моей коже и я почувствовала, как волосы встают дыбом на голове. Страх сковал так сильно, что я не могла пошевелиться, молча наблюдая за тем, как танцуют причудливые руны. Двуглавая змея внезапно остановила свое движение и в то же мгновение из камня раздался плач ребенка. Я услышала поскрипывание детской колыбельки, треск поленьев в печи и низкий женский голос, растягивающий слова песни, словно патоку.
"На столе тает воск свечи,
Уголек тлеет у печи.
За окном вьюжит дивный снег,
Ты не жди сына на ночлег.
В мире кровь льется и война,
Меч звенит звонко, летит стрела,
Прямо в сердце злобе и врагам,
Приближаясь к свету и Богам.
Менестрель песню запоет,
Бравый воин чести упадет.
Его сын будет вспоминать,
За отца должен меч поднять."
Детский плачь замолк и звуки песни начали отдаляться от меня, улетая вместе со снегом и ветром. Роща затихла. Лишь кроны высоких сосен скрипели, поддаваясь тяжести снега на ветвях.
Я почувствовала, как оцепенение медленно стекает с меня, словно липкий мед и как только тело снова вернулось под контроль, я побежала в сторону Меларенского озера.