Достает из папки кипу каких-то бумаг, что-то просматривает. Дверь позади меня открывается и в кабинет заходит молодой капитан с бегающими глазами. Судя по всему, новый военком.
- Тамара Ивановна, как у вас дела? Что с документами на контрактников? – спрашивает он женщину.
- Готовим, товарищ капитан.
- Сколько?
- Пока ни одного.
- М-да, - тянет капитан, - потом оборачивается ко мне, - ты кто такой?
- Демобилизованный, - отвечает за меня женщина, продолжая просматривать бумаги.
- Где служил? – продолжает свой допрос капитан.
- Под Москвой, - нехотя отвечаю я, чего он привязался?
- По контракту продолжить службу не хочешь?
- Нет, спасибо.
Этот вопрос задавали еще в части – и не раз. Реформа армии с треском провалилась: укомплектовать части контрактниками не получилось и наполовину. Офицеры сулили срочникам, которые согласятся подписать контракт, золотые горы, но даже последнему дураку было понятно, что эти горы существуют только на словах. Как могут обещать неземные блага люди, живущие в совершенно земных обшарпанных офицерских общагах?
- Зря. Сейчас контрактникам хорошие деньги платят, - капитан начинает отрабатывать поставленную Генштабом задачу, - жилье можно купить, автомобиль. А на гражданке – финансовый кризис, слышал уже, небось? Сокращают повсюду, даже менеджеров этих, которых как собак развелось, на улицу выкидывают...
- Кризис я как-нибудь переживу.
- Образование у тебя какое?
- Незаконченное высшее.
- Ну, вот там и образование закончишь…
- Главное самому там не закончиться.
- В смысле?
- В смысле спасибо вам большое, но как-нибудь без меня.
- Смотри сам. Услугу тогда одну окажешь? – его глазки хитро сощурились.
- Какую?
- Напиши заявление в школу контрактников – мне для отчетности надо. Документ ни к чему тебя не обязывающий, а нам – галочка. В действительности никуда не поедешь, откажешься, скажешь, что передумал. И контракт никакой подписывать не надо. А?
Он посмотрел на меня. Взгляд штабного пройдохи. Этот в задницу без мыла залезет. Собирает мертвые души, этакий Чичиков гоголевского райвоенкомата.
- Не хочу людей в заблуждение вводить. Одна ложь порождает другую – и так далее. Не надо давать бессмысленную надежду тем, у кого ее и так не хватает. Я свой долг Родине отдал.
- Да ладно. Одно заявление. Тамара Ивановна, какие там документы надо?
- Заявление и данные паспорта.
- Паспорт у тебя есть с собой?
- Нет.
- Тамара Ивановна, а без паспортных данных нельзя?
- Нельзя.
Привязался – теперь не отстанет. Я его последний шанс, это понятно. Надо отмазываться.
- Далеко живешь?
- Далеко.
- За сколько туда-обратно сходишь?
- Часа за четыре.
- Это как?
Я ему объясняю, что по прописке живу в самом дальнем углу нашего пусть и небольшого, но существенно раскиданного в пространстве городка. Капитан, видимо, не местный, прикомандированный – соображает с трудом, смотрит недоверчиво, но Тамара Ивановна подтверждает мои слова. Слава богу.
- Давай я тебе такси вызову, - достает капитан свой последний козырь.
- Послушайте, - отвечаю ему я, - зачем вам эта морока? Деньги свои на такси тратить опять же. После меня наверняка придут еще минимум человек тридцать дембелей – неужели среди них не найдется того, кто по собственному желанию захочет написать это заявление?
Капитан некоторое время думает над моими словами, потом сдается.
- Ладно, черт с тобой. Тамара Ивановна, что там ему от вас надо?
- Военный билет закрыть.
- Вот и закрывайте ему поскорее, и пусть катится отсюда ко всем чертям. К финансовому кризису своему, - капитан присваивает мне целый мировой кризис – вот уж спасибо. Сам он, хлопнув дверью, удаляется. Я смотрю на Тамару Ивановну.
Она ставит штемпель в мой военный билет и протягивает его мне. Сопроводительные документы остаются у нее.
- Возьмите. Теперь можете быть свободны.
- Спасибо. Я тогда пойду?
- Идите.
И я покидаю военкомат с легким сердцем, напоследок простучав каблуками по ступеням лестницы и стукнув вертушкой турникета. Прощайте! Прощай армия! Меня ждет мой личный мировой финансовый кризис. Или как его там?
Наши победы есть лишь эхо наших будущих поражений. И нисколько не наоборот. И, тем не менее, мы упиваемся ими, лелеем их, как то единственное, что придает хоть какую-то цену нашей жизни.