Как-то раз на той неделе[18]
Брел я пастбищем без цели,
И глаза мои узрели
Вдруг пастушку, дочь мужлана:
На ногах чулки белели,
Шарф и вязанка на теле,
Плащ и шуба из барана.
Я приблизился. «Ужели,
Дева, — с губ слова слетели, —
Вас морозы одолели?»
«Нет, — сказала дочь мужлана, —
Бог с кормилицей хотели,
Чтобы я от злой метели
Становилась лишь румяна».
«Дева, — я сказал, — отрада
Вы для рыцарского взгляда,
Как и крепкая ограда
Я для дочери мужлана;
Вы одна пасете стадо
Средь долин, терпя от града,
Ливня, ветра и бурана».
«Дон, — в ответ она, — измлада
Знаю я, чего мне надо;
Чары ваших слов — привада, —
Мне сказала дочь мужлана, —
Для таких, кто ценность клада
Видит в блеске лишь; услада
Их — вдыхать пары дурмана».
«Дева, вы милы, пригожи,
С дочерью сеньора схожи
Речью — иль к себе на ложе
Мать пустила не мужлана;
Но, увы, я девы строже
Вас не видел: как, о боже,
Выбраться мне из капкана?»
«Дон, родня моя — ни кожи,
Если всмотритесь, ни рожи,
Их удел — кирка да вожжи, —
Мне сказала дочь мужлана, —
Но творить одно и то же
Каждый божий день — негоже
И для рыцарского сана».
«Дева, в вас видна порода,
Одарила вас природа,
Словно знатного вы рода,
А совсем не дочь мужлана;
Но присуща ль вам свобода?
Не хотите ль, будь вы подо
Мной, заняться делом рьяно?»
«Ваши речи полны меда,
Но, сеньор, такого рода
Куртуазность — ныне мода, —
Мне сказала дочь мужлана. —
Прячет ваш подход невзгоду,
Так что: ходу, дурень, ходу!
Иль вам кажется, что рано?»
«Дева, этот тон суровый,
Этот ваш ответ бредовый
Не пристал ничуть здоровой
Духом дочери мужлана;
Вежество пускай основой
Станет нам для дружбы новой
Без взаимного обмана».
«Дон, лишь вовсе безголовый
Соблазняет нас обновой —
Мил сеньор, служить готовый, —
Мне сказала дочь мужлана. —
Но за этот дар грошовый
Шлюхой числиться дешевой?!
Нет, наград не стоит рана!»
«Дева, связан мир рутиной —
Со своею половиной
Ищет встречи всяк: мужчиной
Я рожден, вы — дочь мужлана;
Мне теперь не луговиной,
Но влекущею пучиной
Эта кажется поляна».
«Дон, но следствие с причиной
Связано, дурь — с дурачиной,
Вежество — с учтивой миной,
И с мужланом — дочь мужлана;
Золотою серединой
Курс держать, борясь с судьбиной, —
Вот суть жизненного плана».
«Дева с благостной личиной,
Знать, за логикой змеиной
Вы не лезли в глубь кармана».
«Дон, тревожен крик совиный;
Тот — ждет манны;[19] пред картиной[20]
Этот — в позе истукана».
Начинаю без опаски[21]
И, как водится, с завязки
Ладные на вид побаски:
— Разумей! —
Кто живет не по указке
Доблести — по мне, злодей.
Юность никнет, чахнет, тает,[22]
А Любовь налог взимает
С тех, кто в плен к ней попадает:
— Разумей! —
Свой оброк издольщик знает,
И ослушаться не смей.
Искоркой Любовь сначала
Тлеет в саже, от запала
Сушь займется сеновала:
— Разумей! —
И когда всего обстало
Пламя, гибнет ротозей.
Знаю я Любви повадки:
Здесь — радушье, там — загадки,
Здесь — лобзанья, там — припадки:
— Разумей! —
А начни играть с ней в прятки,
Станет линии прямей.
вернуться
Ибо я крестным был заклят —/.../ Будь крестный мой врагом заклят! — согласно средневековым представлениям, крестными родителями могли становиться ведьмы и оборотни. Есть, однако, мнение, что под крестным отцом здесь имеется в виду Гильем Аквитанский.
вернуться
МАРКАБРЮН (ок. 1130—1149)
По преданию, Маркабрюн в отличие от своих аристократических предшественников, был низкого происхождения (по одной из версий предания — подкидышем, найденным у двери богатого человека, который его и воспитал). Маркабрюн считается основоположником темного стиля (см. предисл., с. 14). Необычная и затрудненная форма сочетается у этого трубадура с необычным кругом идей. Если для Джауфре Рюделя невозможность осуществления куртуазной ситуации разрешается введением мотива «дальней любви», перенесением этой ситуации в идеальный мир сублимированного стремления, то у Маркабрюна та же невозможность как бы обнажается изнутри путем разоблачения существующего положения вещей, юбличения упадка куртуазии.
вернуться
Как-то раз на той неделе (Р.— С. 293. 30) — в этой древнейшей пастурели пастушка остроумно и последовательно защищает своеобразно выраженную идею о необходимости сохранения социальных границ, защищаясь тем самым от домогательств рыцаря.
вернуться
Тот — ждет манны...— манна, считавшаяся у трубадуров неким деликатесом, символизировала для них радость удовлетворенной любви.
вернуться
...пред картиной — т. е. тот, кто судит о женщине только по внешности.
вернуться
Начинаю без опаски (Р.— С. 293. 18) — одна из знаменитейших сирвент Маркабрюна, в которой он обличает Лже-Амора.
вернуться
Юность никнет, чахнет, тает. Юность — одна из основных персонифицированных категорий куртуазного кодекса; заключает в себе значение прежде всего морального совершенства.