Читать онлайн "Песни трубадуров" - Коллектив авторов - RuLit

ПЕЙРЕ ОВЕРНСКИЙ[37]

Песня о том, как в любви наступила зима

Короток день и ночь длинна,[38] Воздух час от часу темней;[39] Будь же, мысль моя, зелена И плодами отяжелей! Прозрачны дубы, в ветвях ни листа, Холод и снег, не огласится дол Пением соловья, сойки, клеста.

Но надежда мне все ж видна В дальней и злой любви моей:[40] Вставать одному с ложа сна Горько тому, кто верен ей; Радость должна быть в любви разлита, Друг она тем, кто тоску поборол, И тех бежит, в чьих сердцах темнота.

Мне ль не знать, что любовь вольна И толстить, и худить людей: Тем — полезна, этим — вредна, Этот — смейся, тот — слезы лей; Дар любви — ничьим другим не чета: Не так желанен шотландский престол Мне был бы, как от нее — нищета.

Мною проиграна война, Ибо можно ли быть правей Той, кем доблесть обновлена? В ней источник моих скорбей: Прикажет молчать — не открою рта, И то боясь потерять, что нашел. Забыться бы — так гнетет маета.

Но стань ко мне Дама нежна В меру учтивости своей, Буду вознагражден сполна За лишения этих дней; Ни лесть не мила мне, ни суета: Не как влюбленный себя я повел, Но ждать признанья готов лет до ста.

Коль достоинств ее казна Всех сокровищ мира ценней, То, приблизься ко мне она, Стану первым из богачей; Зато, в роли нищего иль шута Прежде не быв, мог бы смешон и гол Стать — по мановенью ее перста.

В ней с весельем совмещена Сладость куртуазных затей; Радостью сверходарена,[41] Властелинов она славней; Слуги ее — вежество и красота: Урожай служенья любви тяжел, Сама же любовь, как снега, чиста.[42]

Я верю, нельзя покидать места, Где больше, чем Францию, ты обрел, Когда молвили «да» ее уста.

Аудрик, песня Овернца проста:[43] Претят ему те, кто в любви отцвел, Как пышный бутон, чья завязь пуста.

Песня, в которой трубадур живописует двенадцать своих собратьев, а в последней строфе — себя

Трубадуров прославить я рад,[44] Что поют и не в склад и не в лад, Каждый пеньем своим опьянен, Будто сто свинопасов галдят: Самый лучший ответит навряд, Взят высокий иль низкий им тон.

О любви своей песню Роджьер На ужасный заводит манер — Первым будет он мной обвинен; В церковь лучше б ходил, маловер,[45] И тянул бы псалмы, например, И таращил глаза на амвон.

И похож Гираут, его друг,[46] На иссушенный солнцем бурдюк, Вместо пенья — бурчанье и стон, Дребезжание, скрежет и стук; Кто за самый пленительный звук Грош заплатит — потерпит урон.

Третий — де Вентадорн, старый шут,[47] Втрое тоньше он, чем Гираут, И отец его вооружен Саблей крепкой, как ивовый прут, Мать же чистит овечий закут И за хворостом ходит на склон.

Лимузинец из Бривы — жонглер,[48] Попрошайка, зато хоть не вор, К итальянцам ходил на поклон; Пой, паломник, тяни до тех пор И так жалобно, будто ты хвор, Пока слух мой не станет смягчен.

Пятый — достопочтенный Гильем,[49] Так ли, сяк ли судить — плох совсем Он поет, а меня клонит в сон, Лучше, если б родился он нем, У дворняги — и то больше тем, А глаза взял у статуи он.[50]

И шестой — Гриомар Гаузмар,[51] Рыцарь умер в нем, жив лишь фигляр; Благодетель не больно умен: Эти платья отдав ему в дар, Все равно что их бросил в пожар, Ведь фигляров таких миллион.

Обокраден Мондзовец Пейре,[52] Приживал при тулузском дворе, — В этом есть куртуазный резон; Но помог бы стихам и игре, Срежь ловкач не кошель на шнуре, А другой — что меж ног прикреплен.

Украшает восьмерку бродяг Вымогатель Бернарт де Сайссак,[53] Вновь в дверях он, а выгнан был вон; В ту минуту, как де Кардальяк Старый плащ ему отдал за так, Де Сайссак мной на свалку снесен.

А девятый — хвастун Раймбаут[54] С важным видом уже тут как тут, А по мне, этот мэтр — пустозвон, Жжет его сочинительства зуд, С жаром точно таким же поют Те, что наняты для похорон.