Безумным всяк меня зовет,
Но, петь начав, не премину
В своих желаньях дать отчет,
Не ставьте это мне в вину;
Ценней всех песенных красот —
Хоть мельком видеть ту одну.
И могу сказать почему: потому что, начни я для вас это и не доведи дело до конца, вы решили бы, что я безумен: ибо я предпочту один сол[73] в кулаке, чем тысячу солнц в небе.
Я не боюсь теперь невзгод,
Мой друг, и рока не кляну,
И, если помощь не придет,
На друга косо не взгляну.
Тем никакой не страшен гнет,
Кто проиграл, как я, войну.
Все это я говорю из-за Дамы, которая прекрасными речами и долгими проволочками заставила меня тосковать, не знаю зачем. Может ли быть мне хорошо, сеньоры?
Века минули, а не год
С тех пор, как я пошел ко дну,
Узнав, что то она дает,
За что я всю отдам казну.
Я жду обещанных щедрот,
Вы ж сердце держите в плену.
Господи, помилуй! In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti![74] Дама, да что же это получается?[75]
Вы — бед и радостей оплот,
Я песню ради вас тяну;
Еще с тремя мне не везет —
Вас четверо на всю страну;
Я — спятивший жонглер, я — тот,
Кем трогаете вы струну.
Дама, можете поступать как вам угодно, хоть как госпожа Айма со своей рукой,[76] которую она кладет, куда ей нравится.
«Не-знамо-что» к концу идет —
Так это окрестить рискну;
Не знаю, точен ли расчет
И верно ль выбрал я длину;
Мне вторящий — пускай найдет
Здесь сладостную новизну;
если же его спросят, кто это сочинил, он может сказать, что тот, кто способен все делать хорошо, когда захочет.
Светлый цветок перевернут,[77]
Он на холмах и на скалах
Вырос под мертвые трели
Среди оголенных прутьев;
Зимний цветок это — наледь,
Может кусаться и жалить,
Но зелень моя весела
При виде увядшего зла.
Все в мире перевернул я,
Стали долиною скалы,
Гром отзывается трелью,
Покрылись листьями прутья,
Цветком прикинулась наледь,
Стуже — тепла не ужалить,
И так моя жизнь весела,
Что больше не вижу я зла.
Люди, чей мир перевернут
(Будто росли они в скалах),
Могут унять свои трели
Лишь под угрозою прутьев,
Мутны их речи, как наледь,
Каждый привык только жалить,
Тем больше их жизнь весела,
Чем больше в ней сделано зла.
И вас бы перевернул я,
Целуя, — пусть видят скалы!
Для вас рассыпаюсь трелью,
Хоть взор ваш — хлесткие прутья
Не могут ни снег, ни наледь
Больней, чем бессилье, жалить;
Что ж, доля не весела,
Но к вам не питаю я зла.
Я словно был перевернут,
Блуждая в полях и скалах;
Меня не трогали трели,
Как школьника — связка прутьев;
Я горевал, будто наледь
Стала и впрямь меня жалить,
Но жизнь — видит бог — весела,
Хоть лжец и принес много зла.
Так песню перевернул я,
Что ей не преграда скалы;
Пусть зазвенит она трелью,
Пусть зацветут ее прутья,
Пред Дамой моей — пусть наледь
Подтаяв, не станет жалить,
Хорошая песнь — весела,
Затем что чурается зла.
О Дама, любовь весела[78]
И тщетны усилия зла.
Не так уж душа весела,
Жонглер,[79] и хула моя — зла.
ЛИНЬАУРА — ГИРАУТ ДЕ БОРНЕЛЬ[80]
Песня-тенсона двух трубадуров о преимуществах и недостатках «темного» и «легкого» стилей
Вижу, что вам, Гираут де Борнель,[81]
Претит темный стиль — но почему?
Нельзя, в творенье видя лишь тьму,[82]
Винить творца;
Чернь без лица
Если я публикой назову,
Не лучше ль вспомнить про трын-траву?
Эн Линьаура,[83] я всякую трель
Услышу с радостью и приму;
Но желал бы себе самому
Жалом словца
Трогать сердца;
Пусть простоватым я прослыву,
Но на том стою и тем живу.
А я, Гираут, преследую цель
Так сочинять, чтоб было чему
Тонкому радоваться уму.
Нам ли венца
Ждать от глупца?
Я не ценю людскую молву
И по течению не плыву.
Линьаура, не сесть бы нам на мель!
Недолго жизнь превратить в тюрьму,
Если прислушиваться ко всему
И без конца
Ждать мудреца,
Что с пониманьем склонит главу,
Одолев в вашей книге главу.
Гираут, высокое взяв за модель,
Еще выше его подниму,
И мне признание ни к чему;
Вряд ли грязца
Найдет купца;
Золота с солью не верь родству —
То же и в песне, по существу.
вернуться
In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti! — Во имя отца и сына и святого духа! (лат.).
вернуться
Дама, да что же это получается? — т. е. что за сочинение?
вернуться
...хоть как госпожа Айма со своей рукой... — пикантный намек на историю, известную нам по одной из сирвент Арнаута Даниэля.
вернуться
Светлый цветок перевернут (Р.—С. 389. 28) — эта виртуозная кансона строится на чередовании парных грамматических форм одних и тех же слов от четных строф к нечетным (провансальская поэтика определяла их как «деривативные рифмы»), что предвосхищает секстину Арнаута Даниэля (см. ниже, с. 217). Таким образом поэт конструирует таинственный «перевернутый» мир, аналоги к которому можно найти в поэзии XX в.
Интересно, что «обратный зачин» здесь формализован как бы дважды: не только собственно введением категории «перевернутости», но и «переворачиванием» форм слов, в том числе самого слова со значением «переворачивание». В плане содержания «поворотным оператором» является куртуазная Радость (joy) — преображающее мир экзальтированное любовное восхищение. В терминах традиционного сезонного запева зима представляется весной, лед — цветами, расцветают голые прутья, и даже иней, который трубадур обозначает редким словом conglapi (переведено словом «наледь»), не в состоянии «ужалить» преображенное сознание поэта.
вернуться
О Дама, любовь весела — две торнады с противоположным смыслом, точно так же как и концовка каждых пар строф, словно бы отражают «перевернутый» и «прямой» порядок вещей.
вернуться
Жонглер — сеньяль трубадурки Азалаис де Поркайрагуэс.
вернуться
Вижу, что вам, Гираут де Борнель (Р.— С. 212. 14 = 389. 10а) — Гираут де Борнель — признанный мастер «темного стиля», временами, правда, от него отступавший ради «легкой манеры» (об этом подробнее сказано ниже). В жанре партимена (см. предисл., с. 18) трубадур, однако, не столько должен был защищать свои истинные убеждения, сколько показать свое искусство в обосновании пусть даже навязанного ему мнения: возможно, что в провозглашении Гираута де Борнеля поборником простоты содержится добрая доля иронии. По мнению Раймбаута, поэзия предназначена для небольшого круга просвещенных знатоков, которые одни способны оценить степень совершенства искусства певца; Гираут, напротив, вынужден отвечать, что поэзия адресуется «многим»: для чего сочинять, если не хочешь, чтобы твои песни каждому были понятны? При этом сам партимен, включая ответы Гираута, выдержан в «темном стиле»; особенно трудны последние строфы, понимаемые учеными различно. Песня представляет исключительный интерес как ранний памятник чисто литературной полемики.
вернуться
Нельзя, в творенье видя лишь тьму и т. д.— т. е. «непонятность» песни, выдержанной в «темном стиле», должна быть относима за счет автора, но проистекает из неподготовленности публики.
вернуться
Эн Линьаура — эн (ст.-прованс.) — господин; Линьаура — сеньяль Раймбаута Оранского, объясняемый как «происходящий из золотого рода» (ср. игру слов aur и Raimbaut d'Aurenga); однако имя это заимствовано из «Лэ об Иньоресе» (в провансальском варианте Иньяуре или, с артиклем, ль’Иньяуре, откуда — Линьаура), герой которого, молодой рыцарь, имеет сразу 12 любовниц. Мужья этих дам убивают рыцаря и преподносят им на пиру жаркое из сердца их возлюбленного.