И тут Дерве спросила Тьяго, что заставило его избрать своей профессией войну.
— Я просто любил драться, — ответил он. — И все еще люблю. В Каиине есть арена Син-сю, где никогда не иссякает спрос на новых бойцов. В отличие от многих, я не испытываю радости, причиняя своим соперникам боль. Во всяком случае, так было вначале. Позднее… возможно, что-то такое и случалось. Целых шесть лет я обладал титулом великого чемпиона Каиина.
— А потом что-то случилось? — поинтересовалась она. — Что-то, сделавшее тебя еще более сильным или злым?
— Кугель.
Дерве помолчала, дожидаясь, пока он продолжит.
— Долго рассказывать. — Воин сплюнул в костер. — Если вкратце, все дело в одной женщине.
Поскольку Тьяго явно не собирался тратить свое время на подробности, Дерве поинтересовалась, почему он до сих пор не отплатил брату.
— Вначале сам источник проблемы перестал попадаться на глаза, — ответил он. — И были другие женщины. А еще — неплохие деньги, большой дом и много друзей, чтобы тот не казался пустым. Но манифест Сильгармо заставил меня задуматься о том, что время-то у нас на исходе. Я снова затосковал по той женщине и вспомнил, что кое-что задолжал своему братцу.
Они немного посидели молча, каждый погруженный в собственные думы. Что-то зашебуршало в кустах, раздался дикий рев, яростно затряслась листва и ветви — затем все стихло. Дерве Корим придвинулась поближе к Тьяго, нерешительно протянула руку и коснулась ноготком шрама, рассекавшего его бровь. Обрамлявшие рубец волоски были седыми.
— Мои глубже… но у тебя шрамов больше, — задумчиво произнесла она.
Впервые на ее лице появилось что-то, отличающееся от привычной, с трудом сдерживаемой злобы. Дерве помедлила, прежде чем коснуться ладонью щеки Тьяго, и в неровном свете пляшущего огня ее глаза вдруг озарились теплотой и надеждой. Но затем она резко отдернула руку и, словно дряхлое солнце, на мгновение вспыхнувшее юным огнем и тут же утратившее свою силу, вновь окинула своего спутника взором, в котором, казалось, отражалось погребальное пламя.
Силой воображения Тьяго лесные тропы, разбегающиеся от поляны, вдруг наполнились зловещими темными силуэтами с пылающими огнем глазами. Мрачные, колеблющиеся фигуры размерами с водную тень свисали с древесных крон. Воин моргнул, стараясь отогнать наваждение и справиться с усталостью. Спустя некоторое время его, тряся за плечи, разбудила Дерве Корим. Тьяго был ошарашен и не знал, куда деться от стыда. Он что-то пробормотал, пытаясь извиниться за то, что вот так позволил себе уснуть.
— Умолкни! — отрезала женщина.
Он все еще продолжал извиняться, и тогда она хлопнула его по щеке — недостаточно сильно, чтобы это можно было счесть пощечиной, — и произнесла:
— Слушай!
Звуки доносились со стороны расщелины. Первая ассоциация, посетившая Тьяго, заставила его вообразить огромное животное, с аппетитом перемалывающее листву, жадно чавкающее и в перерывах издающее удовлетворенное урчание. Но шум постепенно нарастал, становясь громче и отчетливее, и начинал скорее напоминать о толпе, где множество людей пытаются говорить одновременно. Чем отчетливее он звучал, тем меньше у Тьяго оставалось предположений о его источнике.
Расщелина окуталась ночным туманом. Три бледных огонька, благодаря этой влажной пелене обрамленных неровным ореолом, светили с высоты огромной фигуры, медленно и тяжко, с характерным хлюпаньем передвигавшей ноги одна за другой, точно человек, пытающийся выбраться из трясины. Вглядывавшийся во мрак Тьяго слышал теперь смех и неразборчивую болтовню, словно доносившиеся с городской ярмарки. Затем его ушей достиг пронзительный свист. Существо что-то проворчало в явном расстройстве и подняло свою голову над туманом. При виде бронзового, сфинксоподобного лица, изящного, но лишенного всяких человеческих эмоций, в сердце Тьяго зародился ужас. Это был джид![2]
Стоявшая рядом Дерве Корим испуганно вскрикнула. Джид замер на полушаге, и его пустые, невыразительные глазницы устремились туда, где прятались путники. Ноздри его носа — небольшого обрубка с двумя зияющими провалами — были узкими, точно у амфибии. Огоньки — отростки на висках и на лбу — придавали его лицу совершенно сюрреалистический облик. Туман прятал крылья и горбатое мускулистое тело.
— Покажитесь! — прогремел раскатистый голос. — К вам обращается Мелорий! Предлагаю вам безопасный проход через Великий Эрм!
Это заявление заглушило хор голосов, но вскоре тот зазвучал вновь, обрушившись на Мелория градом пьяных шуточек и весьма нелестных комментариев. Джид вновь поднял голову и потянулся вверх, пытаясь преодолеть завесу тумана, но безуспешно; ему следовало бы быть на полголовы выше ростом. Тьяго смотрел на джида сверху и сквозь туман видел стальные корзины, закрепленные у чудовища по бокам. Эти корзины делились на четыре части, в каждой из которых находилось порядка сорока или даже пятидесяти мужчин и женщин. По подсчету Тьяго, джид нес на себе несколько сотен человек, но вели они себя вовсе не как пленники, а как пассажиры на круизном судне. Внизу тискались влюбленные парочки; разогревался оркестр, состоящий из флейтистов, квинтсептаккордий и носовых фанфар.
2
Джиды являют собой гибрид человека, горгульи, моллюска и прыгающего насекомого. В личиночной стадии они относительно безвредны, хотя и способны внушать первобытный страх. Но стоит им хоть раз попробовать на вкус человеческую кровь, как сразу же начинается метаморфоз, благодаря которому они уже спустя несколько минут обретают ментальные способности, позволяющие с легкостью подчинять себе менее развитых существ. Предполагается, что этому сопутствуют также и сильнейшие физиологические изменения, но гипотеза не доказана, поскольку существует крайне мало людей, способных похвастаться, что они вернулись после встречи со взрослым джидом. И ни один из них не смог хоть сколько-нибудь внятно рассказать подробности. В личиночной стадии джид имеет бронзовый окрас с черным узором на лице. В том, что касается окраски взрослой особи, мы можем полагаться лишь на слова Котуима Юсто, слепого с рождения, заявившего: «Цвета зверя сего выжгли мне глаза». —