Сова, верно, пряталась на стропилах.
Секунду спустя кто-то постучал в дверь.
— Потише там! — прорычал Колк. — Хочешь перебудить всю таверну?
— Впусти меня! — дерзко заявил смутно знакомый голос. — Ты вторгся в мою область, и я требую компенсации!
Разъяренный Колк распахнул дверь, держа кинжалы наготове, но мгновенная желтовато-зеленая вспышка на секунду ослепила его, лишив силы. Кинжалы со звоном упали на пол. Колк открыл было рот, но слова заклинания застряли в горле. Ему оставалось лишь злобно смотреть на ловца сов, который, ворвавшись в комнату, подобрал пернатый трупик и сунул его в суму.
— А теперь, — ловец сов зыркнул на Колка, — как насчет компенсации?
Колк, приведенный в замешательство столь очевидной наглой провокацией, обнаружил, что может наконец говорить.
— Это случайность!
— И тем не менее.
— Я не хотел причинить вреда! Она напала на меня!
— Ты, несомненно, напугал птичку.
— Я спал!
— Власти Азеномея косо смотрят на тех, кто вторгается на чужую территорию, — многозначительно заметил ловец сов. — Знаю я одного типа, которого выпороли на площади буквально на прошлой неделе под одобрительные крики и свист зрителей, после чего отвезли в Старый лес, предоставив возможность самому искать дорогу домой. И насколько мне известно, бедняга оттуда пока не вернулся.
— Но…
— А еще, видишь ли, есть и такая незадача: братец мой, Парду Мотт, возглавляет азеномейский Совет честной торговли. Человек он самый что ни на есть прямой и порядочный — настолько, что собственную дочь выставил в Зале укора, безо всякой одежды, притом предварительно заклеймив ее.
— Я…
— Я, однако, тоже человек порядочный, — рассудительно продолжил ловец сов Мотт. — Я готов допустить, что действия твои были в определенной степени неумышленными.
— Это очень…
— Так что, вместо того чтобы волочь тебя в кандалах к моему родичу, что принесло бы мне весьма скромное личное удовлетворение, я потребую иное возмещение. Видишь ли, — проникновенно проговорил ловец сов, — мне нужна одна определенная сова…
Оставляя позади плавные изгибы далеких береговых песчаных дюн, Колк вспоминал недавние злоключения, все больше и больше мрачнея. Белый Альстер считался унылым местом, и делать там было особо нечего, если только ты не ценитель голых скал, руин и черных ненасытных трясин. К тому же Мотт весьма неопределенно описал возможное местонахождение добычи, что тоже отнюдь не утешало.
— Послушай, — запротестовал тогда Колк, все еще обессиленный заклятьем, — я ведь охотник на ведьм, а не искатель сов. Уж это-то — наверняка твой круг обязанностей.
Ловец сов по-птичьи моргнул.
— Ну да, я, естественно, знаю, что у тебя за профессия. Высокие сапоги, загнутые поля шляпы, кайма на плаще — все это говорит само за себя. Однако прискорбные обстоятельства таковы, что если я ступлю на берега Белого Альстера, то приведу в действие следящие чары и дикий визг предупредит тварей о моем присутствии. Кроме того, то, с чем ты, по всей вероятности, встретишься, находится в основном в сфере твоей компетенции. Сирены и кикиморы как-никак ведьмы, не говоря уже об оборотнях.
Колк скрепя сердце признал, что это правда.
— Я помогу тебе кое-чем — глянь, вот волос совы-ведьмы. Следи за ним внимательно. Он направит тебя в нужную сторону.
Укради волос ведьмы — и похитишь толику ее силы. Это было известно даже новичку. Колк вгляделся в тонкий завиток и спросил:
— А если я откажусь?
Вспоминать унизительные корчи, вызванные сковавшим его заклятием, не хотелось.
Веселый смех Мотта все еще звенел в ушах Колка. И вот он тут, плывет, подгоняемый попутным ветром, к Белому Альстеру, оставляя позади земли Альмери. Уколы чужой волшбы — нет, более чем волшбы — гнали его вперед.
Он плыл несколько дней, изнывая от скуки в окружении унылых просторов неспокойного моря. Иногда из глубин поднималась рыба-шар, пялила на него свои пустые белые глаза, и Колку приходилось творить леденящее заклятье, отгоняя ее. Как-то раз какая-то огромная птица, хлопая крыльями, пересекла небо, скрывшись за горизонтом, но иных признаков жизни не наблюдалось. Так что, заметив вдалеке поднимающиеся из моря изломы берегов, Колк ощутил некоторое облегчение пополам с дурными предчувствиями.
Неясным оставалось только, как найти мало-мальски подходящий клочок земли, к которому можно было бы причалить, — если таковой вообще существовал. То, что вначале представилось цепью разрушенных укреплений, на деле обернулось голой скалой; приземистый каменный цилиндр оказался простым обнажением породы с дырами-окнами на одной из сторон, впрочем, ни мола, ни пристани Колк не разглядел, а обернувшись, обнаружил, что и окна в скале исчезли.