Иной раз Пелмундо набирался смелости, чтобы с трепетом, немея перед ее призывной красой, выказать свои чувства. И снова и снова Лит встречала его признания смехом.
— Ты всего лишь стражник, — говорила она. — Чем бы ты мог отблагодарить меня за любовь?
Он думал о чести, а она — о блестящих игрушках. Он клялся любить ее вечно, а она напоминала, что даже простенький самоцвет переживет самую великую любовь. Он молил позволения хотя бы находиться при ней, а золотая ведьма исчезала, оставляя в воздухе отзвук смеха.
В конце концов Пелмундо отыскал Амбассарио, обитавшего за пределами Малота в кишевшей змеями дыре под скалой. Пещеру освещали черные свечи, их мерцающие огоньки играли на крыльях тысячи нетопырей, спавших день напролет, повиснув вниз головой среди сталактитов, и набиравшихся сил для ночных недобрых дел.
— Я пришел… — начал Пелмундо.
— Мне известно, зачем ты пришел, стражник, — ответил маг. — Или я не Амбассарио Светлоглазый?
— Значит, ты мне поможешь? — спросил Пелмундо. — Околдуешь ее, чтобы она видела только меня?
— И ослепла к остальному миру? — усмехнулся Амбассарио. — Пожалуй, она этого заслуживает.
— Нет, я не это имел в виду, — спохватился стражник. — Но я сгораю от желания. Не мог бы ты и в ней разжечь такое же пламя?
— Оно горит в ней.
— Но она дразнит меня, не замечает!
— Огонь горит в ней, но не для тебя, сын Рило, — продолжал маг. — Она любит только себя. Она совершенна и ищет лишь совершенства — в драгоценностях, в одеждах, в мужчинах.
— Но ты мог бы ее изменить, — упрашивал Пелмундо. — Ты — величайший из мастеров волшебного ремесла на берегах Скома. Ты мог бы вынудить ее полюбить меня!
— Мог бы, — признал Амбассарио, — но не стану. Жила некогда женщина, почти такая же юная и почти такая же совершенная, как ведьма, к которой рвется твое сердце. Я, будучи молод и глуп, с помощью магии добился того, чтобы она влюбилась в меня. Что ни ночь — она была нежна на шелковых простынях, как ни одна из женщин прошлого и настоящего, и я верил в ее любовь. Но всякий раз, заглядывая ей в глаза, когда тело ее извивалось в экстазе, я видел отвращение, загнанное моими чарами в глубину ее существа, и вкус любви обращался в пыль на моих губах. В конце концов я снял с нее чары, и в тот же час она меня покинула. Того ли ты хочешь от Лит?
— Право, не знаю, — ответил Пелмундо. — Я уверен: будь у меня шанс, я сумел бы добиться ее любви.
Старый маг вздохнул.
— Ты, как видно, не услышал ни слова из сказанного мной. Золотая ведьма любит только себя.
— Она полюбит меня, с помощью твоих чар или без них, — твердо поклялся Пелмундо.
— Значит, без них, — ответил Амбассарио, и стражник покинул его пещеру.
Всякий мог видеть, как он мрачен. Люди на улицах Малота избегали его взгляда, даже подбиравшие объедки дворняги прятались, когда стражник проходил мимо. Наконец он вошел во Дворец семи нектаров, хлестнул взглядом трактирщика, заказал несуществующий Восьмой нектар — и тут же получил флягу, полную до краев. На вкус напиток был точь-в-точь как Седьмой нектар, однако, промочив горло и согревшись, Пелмундо смягчился и не стал спорить.
Выйдя из таверны, он перешел через улицу к Дому золотых цветов и наткнулся на разглядывавшего входную дверь Тая Дезертира.
— Привет, — бросил Тай. — Сразу видно, что она сегодня здесь. Мужчины слетаются, как пчелы на мед.
— Ты это о ком? — с невинным видом спросил Пелмундо.
— Да о золотой ведьме, конечно, — ответил Тай. — Мужчины словно ловят тайный призыв в воздухе — меня всякий раз влечет сюда, стоит ей прийти в Малот из Старого леса. Признайся, друг Пелмундо, — дезертир подмигнул стражнику, — она и тебя приманила?
Стражник сверкнул глазами и не ответил.
— Хотел бы я знать, — продолжал Тай, — что она вообще здесь делает? Может, еще не навострилась зарабатывать на жизнь ведьмовским искусством? — Он опять подмигнул. — Или она преуспевает именно в этом виде чар и колдовства? Ведь я люблю и почитаю свою жену во всякий день, кроме тех, когда Лит в городе, а ты, как я заметил, вовсе не смотришь на других женщин.
— Слишком много болтаешь, — раздраженно буркнул Пелмундо, которому не понравилось, что неприятная правда так легко слетает у Тая с языка.
— А я уже заканчиваю болтать, — отозвался Тай, — ведь сейчас Лэха выведет следующего и придет моя очередь платить дань почтения — и просто дань — Лит.
Едва он договорил, дряхлая морщинистая Лэха, лет двести назад почти не уступавшая по красоте золотой ведьме, вывела к дверям торговца шелком Метокса и пожелала ему счастливого пути. И тут ожидавшие мужчины заметили Лит, стоявшую за спиной Лэхи, — тоненькую, по-звериному грациозную, со спелыми, полными грудями, с золотистой кожей и волосами, словно золотая пряжа, с алыми пухлыми губами, с глазами, искрящимися смехом.