— Нет, я!
Они скрылись и тут же появились снова. На голову Фарнолу градом обрушились два камня и второй башмак. Он увернулся от всех трех.
За камнями последовали комки сравнительно мягкой грязи, и он рассудил, что благоразумнее будет подставиться. Грязь расплескалась по голове и плечам, и в воздухе зазвенели писклявые победные кличи.
— Сдаюсь. — Фарнол вскинул обе руки, добродушно признавая поражение. — Будь это камни, мне конец. Вы доказали свою ловкость. — Подтянув к себе мешок, он нашел внутри склянку с краденым покоем Тчерука, вытащил пробку и натер голое тело маслянистой жидкостью.
— Что ты делаешь? — заинтересовались птенцы, глядевшие на него блестящими глазами с кромки гнезда.
— Готовлюсь к новой игре. Я стану бегать туда-сюда, а вы попытайтесь меня свалить. Только теперь это будет не так-то просто. Смотрите, я намазался скользкой мазью и теперь выскользну у вас из когтей, как монета из пальцев транжиры. Вы меня не удержите.
— Удержим, удержим!
— Докажите!
Птенцы бросились на него. Фарнол бойко пригибался и уворачивался, но в конце концов оказался лежащим ничком, а птенцы расселись у него на спине.
— Опять мы победили! — Щипок острым как бритва клювом заверил это утверждение. За первым последовали еще четыре или пять щипков. Пельграны радостно заворковали.
— Сладкое мясо!
— И новый соус мне нравится!
— Соус вкусный, объеденье!
Фарнол ощутил на себе жадные язычки, вытерпел еще пару укусов, после чего птенцы стали вялыми и прекратили болтать.
Краденый покой оказал свое действие. Один за другим молодые пельграны валились на подстилку гнезда и засыпали. Фарнол поднялся, бешено соображая, что делать. Он выбросил из гнезда свои башмаки и мешок, затем повернулся к ближайшему птенцу, нагнулся и с усилием взвалил его на плечо. С этим грузом он вскарабкался на стену гнезда, свалил пельграна на ту сторону и сам благополучно приземлился на скальный уступ. Его вещи все так же валялись кругом.
Отыскав взглядом меч, он подобрал оружие и с удовольствием отрубил голову спящему младенцу. Череп птенца еще не окреп, и несколько ударов камнем раздробили его. Копаться в содержимом было омерзительно, но Фарнол почувствовал себя вознагражденным, обнаружив у основания черепа камень: не больше горошины, твердый, как гранит, пестревший голубым и охрой и подернутый черными блестками.
Дочиста вытерев камень, юноша спрятал его в кошель и очень поспешно оделся, предчувствуя, что мать убитого пельграна вот-вот вернется.
Спустившись с уступа, он поспешил вниз по осыпи, надеясь скрыться в лесу Боскаж. Он старался не приближаться к многочисленным в этой местности гнездам других пельгранов и на ходу то и дело поглядывал в небо. Казалось, прошла целая вечность, пока беглеца наконец не скрыла долгожданная лесная тень. Из-под сводов старых деревьев Фарнол снова взглянул на небо и увидел, как крылатый силуэт спускается к гнезду.
Мать вернулась к своему поредевшему выводку.
Приземлившись, она несколько мгновений молчала, а потом раздался вопль, прозвучавший тем ужаснее, что эхо его заметалось среди утесов, — стихийный взрыв горя и бесконечной ярости. Фарнол Каржский скорчился от этого звука и не раздумывая прижал к лицу маску хамелеона, после чего замер неподвижно, сливаясь с окружением.
Крики раздавались над землей, уносили страстные проклятия к реке Дерне. Когда замер последний, замолчавшая мать снялась с уступа и полетела расширяющимися кругами, как опытная охотница. Фарнол стоял, обратившись в камень, пока усилившееся ощущение жара не напомнило ему о цели похода. Он поднял лицо к пустому лиловеющему небу. Матери пока что не было видно. Юноша снял маску. Она невыносимо стягивала кожу, а защитить могла, лишь пока он сохранял неподвижность. Под надежным укрытием ветвей Фарнол зашагал вниз.
В лесу стоял полумрак, отчетливая тропа ложилась под ноги, но путь его не был легок. Разрушительное действие снадобья все настойчивей напоминало о себе. Губительный жар горел в каждом нерве, нагло оповещая о продвижении яда. Боль, как и предсказывал дядюшка Дражен, усиливалась с каждым днем.
От боли Фарнола немного отвлекало чувство голода — провиант, полученный от Тчерука, пропал, а в лесу Боскаж нечем было подкрепиться. Еще сильнее занимала его мысли черная тень, временами мелькавшая в просветах ветвей. Широкие крылья, круглое брюхо, острый профиль. Пельгран продолжал охоту.
Фарнол спешил, насколько возможно спешить в незнакомом лесу, — его, как видно, занесли далеко от тропы, по которой он шел сюда. Стволы в этой части леса изгибались, подобно лукам, и были увенчаны пучками длинных, прозрачных, сетчатых листьев. Землю устилал черный ковер ренуллты, питаемой слезами тягучей плаксивицы. На ветках плаксивицы селились колонии светящихся большеголовых букашек, рыдавших сладкими женскими голосами. Воздух дрожал от тихих стонов и причитаний.