На другом острове того же архипелага записаны похоронные песни типа пеко, которые считались особенно важными в составе обряда. Обычно первая пеко исполнялась вечером, вторая — в полночь, третья — на рассвете. По свидетельству этнографа, сделавшего записи, сами исполнители не понимали многих слов этих песен, которые производили невыразимо грустное впечатление. Согласно переводу одной песни, в точности которого автор сомневался, она представляла собой обращение к предку: мать поющего отправилась к нему сквозь глубокое море, весло ее сломалось и пропало... [43, 215].
Здесь едва намечена тема живой утраты. Но океанийский фольклор дает нам множество примеров, когда та же тема получала глубокое поэтическое развитие, окрашивалась непосредственным чувством, обогащалась традиционной образностью, подчас весьма сложной и изощренной.
На острове Ифалук (Микронезия) родственники, друзья и соседи, по обычаю, собирались в доме вокруг умершего и хором пели так называемое аруеру. Каждой строчке здесь предшествовал долгий вопль или стон. Исполнители раскачивались из стороны в сторону, время от времени делая движения руками в направлении к телу. Покойника хоронили в море, отправляясь сквозь узкий проход в атолле на каноэ. Ближайшие родственники затем в течение нескольких дней выходили на берег для оплакивания. Причитания представляют собой песни, построенные на прочной традиции, в пределах которой открываются возможности для выражения личного начала. Все причитания являются типовыми (по мужу, по отцу, по сыну, по дочери). {55}
Традиция выработала поэтические формулы для выражения утраты, восхваления достоинств умершего, передачи горя, воспоминаний о прошлом и т. д. Высокая поэзия и искреннее чувство сливаются в плаче матери по исчезнувшему в море сыну.
Далее следует рассказ о «встрече» матери с сыном: она находит его на берегу, садится рядом, дает ему белую краску, которой он натирает лицо и тело [30].
На полинезийском атолле Канингамаранги был обнаружен своеобразный обычай — люди сами складывали песни для собственных поминок. Любопытно, что в записанных песнях (они иногда еще долго помнились после смерти их создателей) нет ничего, что говорило бы о смерти или посмертной судьбе, о горе и печали, о прощании с жизнью и т. п. Песни эти (тангиханги), довольно большие, проникнуты светлыми настроениями, в них преобладают мотивы воспоминаний о счастливых днях, занятых обычными делами: рыбной ловлей, уборкой плодов хлебного дерева. Например, описывается отправление на лодке, говорится о парусе, приводятся команды, которые отдает глава рыболовной артели. Предметом поэтического воспевания оказываются самые обыденные, каждодневные ситуации, поступки, движения.
Все эти подробности могут обретать особый поэтический смысл и лирическую значительность в контексте основной функции песни.
У племени сиуаи (Соломоновы острова) записано множество песен оплакивания, характер которых (объем, набор формул, степень эмоциональности, отдельные мотивы) обусловливался степенью родства, связывавшего исполнителя с умершим. Дальние родственники ограничивались короткими плачевыми фразами, близкие выражали свое горе в развернутых элегиях, построенных на устойчивых композиционных, сюжетных и стилистических элементах. Здесь мы найдем и риторические вопросы («Где я смогу теперь увидеть тебя?»), и обращения к собравшимся («Очистите место, чтобы я мог исполнить свой танец»), и формулы утраты («Теперь я пью твою кровь»), и метафорические замены при обращении к умершему («Мой рогоклюв»; «Ты, высоко ценимый, подобно прекрасным раковинным деньгам»). Некоторые формулы содержат гиперболизированную оценку личности умершего:
И здесь же — слова о заброшенном огороде, о печали младшего брата, о неизбежности ухода старших и т.д.