Церемониальная площадка вместе с приданным ей домом имеет для хозяев не только важное функциональное значение. Здесь сосредоточены и вещественно воплощены самые значимые для коллектива идеологические, сакральные традиции, в которых аккумулирована его сила. Именно здесь оказываются реально возможными контакты коллектива с предками, здесь осуществляется та преемственная связь с родовыми традициями, без которой нормальная жизнь коллектива просто невозможна.
В ночь перед открытием «фестиваля» группа мужчин тайком уходит в лес. Вскоре оттуда раздаются пугающие звуки гуделок и флейт. И в последующие дни время от времени будет слышаться их гул и рев, принимаемый всеми за голоса предков. Гости из окрестных деревень сходятся на праздник, иногда большими танцевальными процессиями.
Мужчины, участвующие в процессиях и танцах, одеты в церемониальные наряды: на них — цвета охры набедренные повязки, за поясами, на руках, на ногах — пучки разноцветных листьев и лент; руки и ноги украшены плетеными браслетами, за которые тоже заткнуты листья и птичьи перья; на груди — богатые украшения из кабаньих клыков, собачьих зубов, раковин и разных плетений; в носу, в ушах — подвески и кольца. Головы танцующих увенчивают роскошные султаны из перьев, подобранных с удивительным разнообразием цветов и оттенков.
Лица танцующих окрашены в желтый цвет, и по ним проведены красные и синие полосы. В руках у мужчин — танцевальные жезлы, раскрашенные и резные щиты, пучки листьев и птичьих перьев, ручные деревянные барабаны...
Под рев флейт, гул барабанов, под крики, напоминающие военные сигналы, и громкое пение, при всеобщих возгласах встречающих танцевальная процессия, поднимая тучи пыли, проходит по деревне.
С наступлением темноты танцы продолжаются и на площадке, и в церемониальном доме, и на берегу. Они происходят вокруг костров, иногда к танцующим присоединяются женщины и девушки, либо они образуют собственные группы.
Описания путешественников и ученых создают {84} впечатление необычайного разнообразия содержания, стиля, функциональных связей, манеры исполнения церемониальных танцев на Новой Гвинее. При всем том можно уловить черты повторяемости, типологической общности. Любой танец многозначен, эстетическое начало в нем не отделено от серьезного смысла. В танце заложен некоторый комплекс общественно значимых функций. Функциональность слита с представлениями о красоте и техническом совершенстве. У киваи танец гаера одновременно посвящен предстоящим огородным посадкам и обряду инициации. Танец включен в систему ритуалов, он, в частности, непосредственно соотносится с ритуальной выставкой фруктов и овощей и распределением их между гостями.
В разных районах Новой Гвинеи большие разделы массовых церемоний — и танцы в том числе — относятся к ритуалам, связанным со свиньями. Специальные танцы сопровождают обряд заклания свиньи и разделывания туши. Песня при этом воспроизводит отдельные моменты обряда и среди них — распределение мяса между присутствующими. Весь обряд относится не только к разведению свиней, но еще в большей степени к огородным делам, к произрастанию саго, а также... к успеху в войне [58, 557-562; 89, 187]. Разумеется, танец необходимо рассматривать в этом многозначном контексте.
У жителей реки Флай, владеющих большим числом кокосовых пальм, совершается посвящаемая им церемония, во время которой мужчины исполняют «танец кокосовых орехов». В порядке подготовки к нему убивают и развешивают по деревьям белых попугаев, которые причиняют много вреда кокосам. Здесь же раскладывают еду. К убитым птицам обращаются с речами. Под удары барабанов танцующие носятся между деревьями, одежда их состоит целиком из полос кокосовых листьев. Содержание песен, сопровождающих танцы, сводится к выражению гордости владельцев орехов, они также заключают призывы к ветру не дуть на пальмы и к реке не смывать их [21, 137-138].
Танец, песня и обрядовый контекст всегда составляют нечто единое, но внутреннюю связь их обнаружить не всегда возможно ввиду многозначности и недостаточной определенности самого контекста и специфического языка, присущего танцам и песням. {85}