Океанийский фольклор, по-видимому, не знает образцов того эпоса, за которым современная наука закрепила определение «классического». В истории народов Океании не успели сложиться условия для развития классического, «зрелого» героического эпоса. Можно с уверенностью утверждать, что современное общественное развитие в Океании уже и не может привести к условиям, благоприятным для героико-эпической поэзии классического типа.
Но как показывают многочисленные факты, океанийский фольклор знает другие формы героического эпоса, которые типологически соотносятся с формами, известными {94} в фольклоре народов Европы, Азии, Америки, Африки, и которые наука справедливо считает формами, предшествовавшими классическому эпосу и подготовившими его появление. Хотелось бы подчеркнуть, что понятие «классический» применительно к эпосу не содержит никакого оценочного (в эстетическом плане) начала. Ранние формы и образцы эпического творчества обладают своими высокими поэтическими достоинствами, они заключают в себе немало подлинных художественных открытий, имевших исключительное значение для развития человеческого искусства. Ранний эпос обращает нас к колыбели эпического творчества, и в этом — его особая привлекательность. Общепризнано, что песенному эпосу в фольклоре предшествует эпос рассказываемый: богатырские сказки, мифологические сказания о первопредках — культурных героях, предания мифологического характера о событиях племенной истории и на этиологические темы. Применительно к океанийскому фольклору первостепенный интерес представляет богатейший и разнообразный по своему характеру материал мифологических сказаний. Именно от этих сказаний тянется нить к ранним героико-эпическим песням.
1
Как уже отмечалось выше, мифология папуасов Новой Гвинеи носит чрезвычайно архаический характер, но весьма примечательно, что большинство мифологических тем, мотивов и образов вполне отчетливо соотносится с мировым мифологическим фондом, обнаруживая многочисленные аналогии и совпадения. Культ предков и представления о культурных героях, будучи связаны тесно с ритуально-магической практикой, составляют основу папуасской мифологии.
Надо отметить, что, поскольку среди папуасов вплоть до недавнего времени отсутствовала консолидация на уровне народности, существовало множество разрозненных, независимых и нередко враждовавших племен и межплеменных объединений, нельзя говорить о наличии какой-то единой мифологии. У разных этнических групп были своп герои и свои сказания. Но в типологическом плане мифология всех папуасов заключает черты большой общности, поэтому характеристика данных по какой-нибудь одной {95} этнической группе проливает свет на мифологию папуасов в целом. Обширный материал по мифологии удалось собрать в начале XX в. финскому ученому Г. Ландтману у киваи — большой межплеменной группы, живущей на побережье залива Папуа и в дельте реки Флай [57, 58]. Поразительны не только богатство и сюжетно-тематическое многообразие мифологических рассказов киваи, охватывающее все стороны жизни, хозяйственной практики, общественных отношений, представлений о мире, домашнего быта и т. д., но и самое широкое и органическое включение мифологии в практическую деятельность коллектива (огородничество, охота, рыбная ловля), в его социальную практику (обряды, обмен с соседями, война), в сферу духовной культуры (церемонии, культы, искусство). На примере киваи очень хорошо видно, что тексты мифов, изложенные более или менее полно, представляют собой лишь один из способов функционирования и реализации мифологических знаний.
Миф при определенных обстоятельствах могли рассказывать, и тогда он воплощался в связный словесный текст. Но миф могли также исполнить в виде церемониальной пантомимы, в форме обряда, магического действия, с участием соответственно наряженных мифологических персонажей; частично миф мог быть исполнен на флейте либо пропет; его могли станцевать. И все это были не просто разные способы исполнения, но различные формы воплощения мифа, жизненно важной его реализации. Во всех этих случаях миф всякий раз заново совершался — и это было необходимо для коллектива. Рассказывание часто имело целью передачу и сохранение коллективной мифологической памяти. Старики рассказывали мифы молодым людям, проходившим обряд инициации: посвящаемый в полноправные члены родового коллектива должен был знать мифы. Рассказы систематически повторялись, поскольку знание должно было закрепиться и расшириться.