Что же в той стороне белеет?
Белый туман, или белая туча,
Или овчар с тонкорунным стадом?
Не было там ни тумана, ни тучи,
Не было там овчара со стадом.
Был там только хворый Стоян.
Сокол принес ему три подарка:
В клюве принес студеную воду,
Яблоко — под крылом своим правым,
А под левым — виноград сушеный.
Хворый Стоян пытает птицу:
«Ай же ты, птица, птица соколик,
Что за добро ты помнишь за мною?»
«Ай же ты, хворый Стоян, я помню,
Помню добро, что ты мне сделал.
По лесу шло могучее войско,
Сильный пожар бушевал в чащобе;
Кто ни пройдет — все меня минуют,
Ты мне помог в тяжелое время.
Ехал тогда ты по дикому лесу,
Крылья мои уже обгорели,
Выдернул ты из стремени ногу,
Вытащил ты меня из пожара.
Это добро за тобою я помню».
Прослышались, появились
Татары,[545] девять их тысяч,
Людей секут, села палят.
Прослышали это в селах,
Прослышали — побежали.
Большое село Прахово
Не слышало, не бежало,
Там только ночью узнали,
Как поняли, так побежали.
Лайчица одна, сиротка,
Нигде никого не имела,
Шила без родителей Лайка,
Никто ей вести не подал,
Не слышала, не побежала.
Встала она в воскресенье,
И заплакала Лайка:
«Олиле, боже, олиле,
Бежать — мне не домчаться,
Кричать — не докричаться.
Сидеть — не досидеться».
До бога голос донесся,
Святая Неделя сказала:
«Лайчица ты, сиротина,
Тому ли тебя наставить,
Того ли еще не знаешь?
Сожги ржаную солому,
Белое лицо запачкай,
Расплети русую косу,
Возьми жесткую торбу
С белой ореховой палкой,
Навстречу татарам выйди.
Татары тебя спросят:
«Эй, босая цыганка,
Ты ведь ходишь по селам,
Ходила ли ты в Прахово,
Слыхало ль оно, бежало ль?»
А ты им ответь, Лайчица:
«Я не босая цыганка,
Зовусь я черною чумою,[546]
Девять лет я гуляю,
Вас отыскать стараюсь.
Теперь помог мне всевышний:
Искала я вас — отыскала»».
И поднялась Лайчица,
Солому сожгла ржаную,
Лицо свое зачернила,
Расплела русую косу,
Взяла жесткую торбу
С белой ореховой палкой,
Навстречу татарам вышла.
Татары молвят цыганке:
«Эй, босая цыганка,
Ходила ли ты в Прахово,
Слыхало ль оно, побежало ль?»
Лайчица в ответ татарам:
«Я не босая цыганка,
Зовусь я черной чумою,
Девять лет я бродила,
Вас девять лет искала.
Теперь мне помог всевышний:
Искала я вас — отыскала!»
Татары чуме молвят:
«Чума, моровая язва!
Пощади ты нас, не губи нас!
Тебе мы, чума, подарим
Наших коней с добычей!»
Лайчица им отвечает:
«Татары вы, девять тысяч,
Я человек не торговый,
Чтоб торговать конями,
Зовусь я черной чумою,
Девять лет я бродила,
Девять лет вас искала!»
Попятилися татары,
Попятились и побежали,
Своих коней побросали,
Коней с богатой добычей.
А люди в село вернулись,
И диву давались люди,
Как это сделала Лайка,
Чтоб испугались татары.
Отдашь, отдашь ли, горец Йово?[547]
«Отдашь, отдашь ли, горец Йово,
Красотку Яну в турецкую веру?»
«Эй, воевода, голову дам вам,
Яну не дам в турецкую веру!»
Руки по локоть ему отрубили,
Снова о том же спрашивать стали:
«Отдашь, отдашь ли, горец Йово,
Красотку Яну в турецкую веру?»
«Эй, воевода, голову дам вам,
Яну не дам в турецкую веру!»
Обе ноги ему отрубили,
Снова о том же спрашивать стали:
«Отдашь, отдашь ли, горец Йово,
Красотку Яну в турецкую веру?»
«Эй, воевода, голову дам вам,
Яну не дам вам в турецкую веру!»
Тогда Йово выдрали очи,
Спрашивать больше его не стали.
Схватили турки красотку Яну
И посадили на вороного,
Угнать решили полем-низиной,
Полем-низиной в село к татарам.
Яна Йовану тихо сказала:
«Прощай, Йован мой, брат мой родимый!»
«Будь же здорова, сестрица Яна!
Нет глаз у Йово, чтобы взглянул он,
Нет рук у Йово, чтоб мог обнять он,
Нет ног у Йово, чтоб проводил он!»