535
Печатается по кн.: «Сербский эпос», т. 2. Составление и комментарии Н. И. Кравцова. Переводы под редакцией М. А. Зенкевича. М., 1960, с. 116–120. В песне представлена одна из многочисленных версий общеславянского сюжета: «Муж на свадьбе своей жены».
(обратно)536
Переведено по тексту сб.: Штрекел, № 218. Записано среди словенцев в северо-западной Хорватии, вблизи границы со Словенией. В песне отражена местная версия сюжета: «Муж на свадьбе своей жены».
(обратно)537
Переведено по тексту сб. ХНП, кн. 5, № 88. Записано в г. Сараеве (Босния). «Это песня сараевская, — отметил собиратель, — и есть точно такая дословно, на камне высеченная, на Беговой мечети, и стоит до сих пор. Событие было истинное». Тем не менее вещий сон девушки является традиционным общеславянским мотивом.
(обратно)538
Переведено по тексту сб. ХНП, кн. 5, № 68. Записано в Далмации (Хорватия). Мотив воронов-вестников, приносящих руку или голову погибшего героя, широко распространен в фольклоре славянских народов.
(обратно)539
Переведено по тексту сб.: «Ерлангенски рукопис старих српскохрватских народних песама». Издао Г. Геземан. Сремски Карловци, 1925, № 177. Тексты «Эрлангенской рукописи» только в 1925 г. стали известны ученым, хотя были записаны приблизительно в 20-е годы XVIII в. Обстоятельства записи точно не известны. Предполагают, что запись вел какой-то немец, быть может, писарь или офицер, служивший на Военной границе, которая разделяла Австро-Венгрию и Турцию. Записывая песни, собиратель постоянно путал звуки «б» и «п», «з» и «с», «т» и «д», «к» и «г» и т. д., отчего многие слова текстов довольно трудно прочитать. Между тем эти записи — самая крупная ранняя коллекция южнославянских, в том числе и болгарских, песен, собранная на целый век раньше, чем приступил к записи первый крупный собиратель Вук Караджич. По своему значению 217 песен «Эрлангенской рукописи» так же важны для изучения истории южнославянского фольклора, как и «Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым» в первой половине XVIII в., для изучения русской эпической традиции. Песни «Эрлангенской рукописи» до сих пор не «переведены» на удобочитаемый в орфографическом отношении язык, их первое и пока единственное издание почти сразу стало библиографической редкостью.
(обратно)540
Переведено по тексту сб. ХНП, кн. 5, № 27. Записано в с. Карлобаге на далматинском побережье (Хорватия).
(обратно)541
Переведено по тексту сб.: Миладиновы, № 19. Записано в г. Кукуше (греч. Килкис) в Эгейской Македонии. Сходные песнн, но без мотива превращения девушки в кукушку, записывались и у восточных славян.
(обратно)542
Белашица (Беласица) — горный массив вблизи современного пересечения греко-болгаро-югославской границы.
(обратно)543
Переведено по тексту сб. БИТ, т. 4, с. 534. Записано в районе г. Дебра (Вардарская Македония). Песня получила значительное распространение среди южных славян. Ее героем нередко оказывается гайдук.
(обратно)544
Переведено по тексту сб. БИТ, т. 4, с. 362–364. Записано в районе г. Елена (северо-восточная Болгария).
(обратно)545
Татары. — Упоминание о татарах имеет основание в болгарской истории. С XIII в., когда на обратном пути из Далмации войско Батыя разделилось, в Болгарии долго жили татары хана Ногая, так называемые «ногайские татары», впоследствии откочевавшие в северное Причерноморье. В XVII в. на территории Болгарии свирепствовали крымские татары, призванные турецким султаном на войну с Австрией.
(обратно)546
Зовусь я черною чумою… — Как и восточные славяне, болгары представляли себе, что чума — это женщина, обычно пожилая, которая незаметно ходит по селам и сама решает, кого ей погубить, а кого оставить живым. В болгарских песнях нередко обыгрывается воля чумы, доброжелательной к сиротам и убогим, беспощадной к порочным людям.
(обратно)