Неожиданная заминка вышла во время самого обряда сговора– по обычаю привезённый дар от жениха должна была принять мать невесты, но Чёрная Каньа к пирующим гостям так и не вышла, а канн Эстэвэн с присущим ему добродушием заявил, что ничего страшного не произойдёт, если заветный саэ наденет на дочь не каньа, а он сам. Йэлнээ-йээриссэ ничего против не имел, Ронья – тоже, но неожиданно возмутились гости – в основном, южане, среди которых был и новый приятель Ярренвейна, Йосх Вехни-Алайени.
- Почему каньу прячут? – прямо спросил он. – Она безумна или уродлива? Если это так, то об этом должны знать те, кто заключает с вами соглашение. Мужчина может жениться на дурнушке, если у неё есть иные, достойные качества, но правитель не может позволить дурной крови, с пороками наследственности влиться в жилы его потомков. Это недальновидно.
Рон из Гонровы засмеялся, но его не поддержали – хоть об этом не говорилось ни на дружеском совете до приезда спарсов, ни на торжественном собрании Северного и Южного союзов – у канна Эстэвэна оставалась ещё одна дочь, и кому-то из здесь присутствующих она вполне могла достаться не в жёны, так в невестки. Троих младших каннок за пиршественный стол не усадили, обещая представить позже. Да, при виде Роньи, мысль о её возможной дурной наследственности была последним, что приходило в голову, но посмотреть на женщину, произведшую её на свет всё же хотелось.
К тому же о таинственной супруге весёлого Эстэвэна слухи ходили и очень разнообразные. Её называли то ведьмой, то бывшей пираткой из Тэллеандэ; приписывали ей самые немыслимые достоинства и столь же невероятные для всего одной женщины грехи; полагали то удивительной красавицей, то слепой и безобразной горбуньей. Сам Эстэвэн и его подданные на все предположения не отвечали ни так, ни эдак, только усмехаясь. Одно было ясно бесспорно: свою Чёрную Каньу они обожали и полагали истинной правительницей, без одобрения которой и солнце не садится.
Канн Эстэвэн покладисто кивнул.
- Каннок я приглашу тотчас же, - заверил он. – А вот, что до княгини… Не любит она шумных сборищ, являться перед такой кучищей народу.
Гости неодобрительно зашумели, юная Ронья встревожено обвела всех собравшихся взглядом – не верилось ей, что кто-то может попробовать испортить такой прекрасный, волшебный праздник. Канн Эстэвэн, не обращая ни на кого внимания, что-то шепнул прибиравшей со стола служанке и велел музыкантам играть сэллэа.
- Ну что, сосед, - махнул он Ярренвейну широкой лапищей. – Сделай, друг, милость, спляши с моей дочкой.
Ярмэйн кивнул – играть отвлекающую роль ему приходилось тоже далеко не впервые. Ронья улыбнулась ему светло и радостно, танцевать с ней оказалось легко и приятно, несмотря на то, что даже сильно напрягая воображение, в ней пока никак не получалось увидеть женщину; тем не менее фигуры и движения непростого танца она исполняла в совершенстве и это Ярренвейну, за время скитаний и отшельничества в Ойор Аэс отвыкшему от общества, приходилось прикладывать усилия, чтобы за ней поспевать. За сэллэа последовала айарда, потом аантарра… После последней рон Эанэ собирался честно вернуть свою партнёршу отцу, так как необходимость кого либо от чего либо отвлекать уже исчезла, но – видимо, была не судьба… Потому что на середине аантарры музыка внезапно смолкла и в зале появились новые действующие лица.
Первой шла высокая пышнотелая женщина в тёмных, но богато расшитых платье и платке, держа за руки двух совершенно одинаковых детей. Ярренвейну, как наверняка и всем окружающим, как-то сразу стало несомненно, что это и были младшие каннки, хотя девчушки находились в том нежном возрасте, когда их и от мальчишек-то не сразу отличишь с первого взгляда… Ярмэйн усмехнулся, перехватив многозначительные гримасы, которыми обменялись алайенцы – похоже в их случае о «кровью скрепленном союзе» с Яшметом заговорят ещё не скоро. Впрочем, малышки были милы, кудрявы и пухлощёки и можно было, по крайней мере, надеяться, что из них вырастет что-нибудь хоть немного сходное со старшей сестрой.