И это было замечательно.
1. Эро – Серебро Атр’анны
Алиан-а-Нэриаэаренна. Песни земли холмов
Астранаэнн. Ойор Аэс.
Яшмет. Эметдор.
654 год.
Начало весны.
… он был – серебро; звёздное серебро волшебного леса, сумрачного и таинственного, пронизанного безмолвием и окутанного лёгкой, полупрозрачной дымкой тумана…
Он был голос ледяного ручья, стремительно бегущего меж замшелых валунов и узловатых древесных корней – стоило лишь закрыть глаза и раствориться шорохом, шелестом, дыханием, биением жизни под тёплой корой тысячелетнего аэса, исчезнуть, слиться с миром, превратиться из человеческого несмышлёныша в его часть, неотъемлемую и необходимую – стать собой
- ветром над этой землёй…
Ветер пришёл в гости. Ветер, пронзительный и холодный, верно, прорвавшийся в сердце Ястринэнн с самого Штормового Залива. Можно даже было назвать его недружелюбным и насмешливым, когда он не только разбросал бумаги на столе, но и, шутя, опрокинул на пол чернильницу – по счастью, закрытую и небьющуюся.
- Ну, здравствуй, - сказал ему Ярмэйн Ярренвейн рон Эанэ. – Прости, что не обращаюсь к тебе как положено: я просто не знаю, как нужно тебя называть. Понимаешь, в тех краях, откуда я родом, все ветра имеют имена, и люди никогда не путают один с другим. А здесь, на Севере, почему-то это забыто давно. Жаль…
Ветер промчался по комнате, взъерошил Ярренвейну волосы. Гхоро, мохнатый пёс, дремавший у камина, возмущённо заворчал и подвинулся ещё ближе к огню. Он, как и двуногие обитатели замка, не понимал, зачем хозяину взбрела в голову блажь с первым днём весны вынимать из окна рамы, да ещё и внутренние ставни держать открытыми с утра до поздней ночи. Ярмэйн и сам вряд ли сумел бы внятно это объяснить кому-либо: просто так казалось правильным, так делали в Кеории, где он вырос и в Дэлькерре, где провёл большую часть юности. Правда, в Дэлькерре в это время цветут гранатовые рощи, а здесь, в Ястринэнн, разве что упрямый элгиль пробился из-под снега.
Ярренвейн собрал разлетевшиеся бумаги, перечёл, размашисто подписался в самом низу и вложил оконченное письмо в подготовленный младшим Ферхтагой конверт, изукрашенный во всем углам изображениями того самого звёздного элгиля, что вроде как считался символом Ястринэннских ронов. Письмо было плодом долгих бессонных ночей и пыток риторикой, политикой, дипломатией, экономикой – всем тем, чем положено сдабривать письма в столицу. Когда Ярмэйн был маленьким, он всерьёз полагал, что умный человек просто не в состоянии забивать себе голову всей этой чепухой, и старательно увиливал от занятий и учителей всеми доступными способами. Получалось далеко не всегда: Алри Астариэнн, опекун и наставник юного рона отличался железной волей и не менее железной хваткой. Кто же знал, что ненавистные науки окажутся такими необходимыми спустя всего-то несколько лет? Уж точно не вознамерившийся стать странствующим рыцарем мальчишка…
Дверь заскрипела – чуть слышно, но лентяй Гхоро поднял ухо на мгновение, чтобы тут же вернуться к спокойной дрёме
- Доброго утра благородному рону и величайшему правителю всех времён и народов, - громогласно возвестил посетитель. Потом подумал и добавил, смешно наморщив нос: - Ну, то есть самому великому после Чёрной Каньи, само собой разумеется.
Ярренвейн не ответил. Он собирал бумаги с пола, а ветер с удвоенным рвением ему мешал. Впрочем, Татеук Лассан, сын замкового библиотекаря и закадычный приятель молодого рона, в собеседнике не особо нуждался. Он говорил исключительно для того, чтобы слушать свой голос. Первым делом гость почесал за ухом Гхоро, вторым – закрыл поплотнее ставни, неодобрительно покачав головой, потом взгромоздился с ногами на стоявший у окна окованный медью огромный сундук.
- Сочинительствовал? – хмуро поинтересовался он. - Делил с бумагой сокровенное, надуманное долгими бессонными ночами? Это похвально. Когда-нибудь потомки откопают твой труд, отряхнут от пыли веков и оценят по достоинству. Это непременно, я тебе обещаю. Только вот давно хочу спросить: и как твои умные мысли не смерзаются по такой холодрыге?
Ярренвейн пожал плечами.
- Не смерзаются. Я же как никак великий, пусть и после Чёрной Каньи, - сказал он. – Рад тебя видеть.