- Арамано! – звонкий голос быстро вырвал размечтавшегося рона из мира грёз. – Мне надоело ждать!
Яска удобно устроилась в развилке веток огромного аэса, свесив спутанные волосы почти до земли – видимо, сушила после купания.
Ярренвейн усмехнулся: у Судьбы своеобразное чувство смешного, раз уж вместо прекрасноокой альдки, она подсуетила ему нескладную малолетку. Зато с этой рыжей не было скучно. А с альдкой – как знать? Он шепнул слово ближайшему янвэнд, чтобы золотисто-медовый цветок упал ему в руку, и в два движения выбрался на сушу рядом с яшметской каннкой.
- Лови!
Он не сомневался, что она поймает. В ловкости Яски было что-то нечеловеческое – другой бы ребёнок все кости себе переломал, попробовав повторить то, что она зачастую вытворяла. Для неё же это не требовало даже усилий – это была её обычная манера двигаться. Вот и сейчас, только что такая сонная и разнеженная на солнышке, она в один миг свесилась с дерева вниз головой, зацепившись ногами, ухватила янвэнд одной рукой, перекувыркнулась – и уже стояла на земле. В Бешеном Море они с Инрэ как-то видели у одной знатной дамы ифкифрскую зверушку – обезьянку – вот на что это было похоже. Конечно, обезьянка всё незнакомое сначала тянула в рот, а рыжая каннка вплела цветок в волосы, но в этом было и всё различие.
Ярмэйн не спеша оделся.
- Ты давно здесь? – спросил.
- С самого утра, - пожала плечами девочка. – Ты же сказал, что будешь меня ждать, когда зацветут янвэнд.
Ярмэйн покачал головой. То, что он каким-то невероятный образом всегда заранее знал, что когда зацветёт в Ястринэнн, и какая будет погода ближайшие дни, его уже даже перестало удивлять. Канн Эстэвэн объяснял, что это оттого, что Ярренвейны связаны с этой землёй кровью и душой на протяжении многих поколений и, приняв дедов венец, он просто возродил прервавшуюся было связь. Но Яска не была ни его родичкой, ни даже ястриннкой, она родилась в Яшмете, тем не менее, владела этим странным даром в полной мере. Иногда это делало общение с ней несколько утомительным – как вот теперь. Он действительно говорил, что будет у Ока Лэхэнни «когда зацветут янвэнд» - имея в виду весну вообще. Первый цветок распустился сегодня на рассвете,
А он так хотел несколько дней побыть совсем один. Он был привязан к Яске, очень. Пожалуй, даже любил. Он надеялся, что она приедет и пробудет с ним какое-то время, но, может быть, завтра или лучше пару дней спустя. На что он наивно рассчитывал?
Она словно почувствовала его мысли – стояла, смотрела исподлобья, золотой цветок ярко горел в волосах. Когда она улыбалась – она могла быть почти мила, когда злилась, становилась совершенной дурнушкой, похожей на деревенскую дурочку, а не на дочь самой невозможной красавицы Уумара. Худая, маленькая, со слишком длинными руками, острым подбородком, длинным носом и вечно спутанной копной невероятно длинных волос; рваная юбка, звенящие уросские браслеты, дикий и настороженный взгляд из под почти сходящихся на переносице бровей – вот что все видели в Яске из Яшмета. Её жалели, но не любили. Он был первый, кто отнёсся к ней иначе, оттого и смог увидеть её совсем другой. Старший друг, почти брат, который знает всё-всё на свете и всегда поможет и защитит, товарищ по детским приключениям – вот кто он был для неё. А теперь ему было необходимо уехать. Надолго.
- Ты скучала? – улыбнулся он уже без тени раздражения. – Я тоже.
Она неловко качнулась навстречу, обняла.
Он, придерживая её рукой, опустился на аэсовый корень, усадил её рядом.
- Плакать будешь?
Она подняла на него счастливые глаза.
Нет, не будет. Но и говорить добровольно тоже. По крайней мере, до завтра. Будет смущаться, отмалчиваться и вздыхать. Потом привыкнет к тому, что он в её жизни опять есть (а не виделись то всего дюжину дней! Не больше!), станет весёлой, смешной, непредсказуемой и совершенно несносной – такой, какая она ему нравилась больше всего. Но теперь – его время. Он будет заботиться о ней, рассказывать сказки, катать на лодке по ручью – хорошо не в куклы играть. Впрочем, он не слышал, чтобы она когда-либо вообще играла в куклы.