Что ж, молодые его, пожалуй, не бросят. Особенно, если он найдёт, чем их покрепче к себе привязать…
Четыре дочери было у канна эмметского.
Четыре.
И ни одного сына.
***
Они прощались на границе Яшмета и Ястринэнн. Стояли, взявшись за руки, и Яске, едва достававшей своему спутнику макушкой до плеча, приходилось запрокидывать голову, чтобы смотреть ему в глаза. Рон Эанэ улыбался. Она – тоже. Конечно же, она просилась с ним, просилась хотя бы проводить его в дальнюю дорогу, но он отговорил её. Зачем ей это? Прощание в суматохе? Разве не лучше – вот так, вдвоём, когда за его спиной – вставала серебряная стена аэсового леса, а за самой Яской – до самого горизонта плескалось разнотравье яшметских холмов? Разве не лучше – глаза в глаза, рука в руке?
Они прощались,
- Поедешь домой? – спросил Ярренвейн.
Она помотала головой.
- Нет, мне нужно собрать ещё кое-каких цветочков для Деда. Я обещала. Ты не волнуйся, Арамано, пожалуйста, я не грущу. Правда-правда. Я буду ждать.
Он кивнул и свистнул Нимиррину. Черногривый откликнулся с готовностью и спустя уже несколько мгновений уносил своего всадника по знакомой дороге. Яска какое-то время стояла и смотрела вслед, крутила в пальцах кончик рыжей косы…Что-то было не так, что-то они не успели друг другу сказать, что-то по-настоящему важное. Она до последнего надеялась, что Ярмэйн тоже это почувствовал и вот-вот вернётся. И очень хотелось тоже вскочить на лошадь и его догнать – ведь это же так просто!
Не вернулся. И она догонять не стала.
Развернулась спиной к Ястринэнн, побрела вверх по склону… Гейдэ, которую она взяла с собой вместо Гнедка сегодня, даже не повернула головы – человеческие тревоги её волновали мало. От этого Яска почувствовала себя совсем одинокой и сама разозлилась на себя за такую глупость. Ещё не хватало на лошадь обидеться! Достала из поясной сумки ножик, стала срезать душистые фиолетовые стебельки лхаа, маленькие серые венчики ман-травы, а вот для тёмно-красных йахтэ – придётся дождаться заката, им сейчас не время… Йахтэ – цветок опасный, с его помощью можно управлять снами. Яска это почти умела. По крайней мере, знала, как отогнать кошмары, а как приманить их. Последнему дед её не учил, конечно – она сообразила сама. Ей нравилось мечтать о том, как она соберёт колдовской венок с самыми ужасными кошмарами и подложит его под подущку какому-нибудь особо гнусному айлату. Или даже самому императору! Тот будет мучиться бессонницей, звать знахарей и мудрецов, но никто не сумеет ему помочь. Тогда она придёт во дворец и скажет: «Я верну тебе покой, если ты вернёшь свободу нашей земле.» Разумеется, император согласится и митлы уберутся вон, а саму Яску как-нибудь подло отравят или ещё лучше заберут в свою проклятую Столицу и будут жечь на костре. Как ведьму. Привяжут к столбу, а она будет гореть и петь… ну, например, про Ариэнна Благословенного. А вокруг будет толпа – грозится и улюлюкать, но прискачет Арамано и спасёт её. Ну или не до конца спасёт и она умрет у него на руках, а он будет её помнить всю жизнь и хранить на груди золотой янвэнд, что снимет с её волос… И надо, чтобы янвэнд был ещё чуть-чуть в крови и чуть-чуть обгорелый, но всё равно золотой и красивый. А ещё Арамано женится – ну на ком-то, это ведь неважно на ком, раз её самой уже не будет в живых. Главное, что у него будут жена и дети – и дочь он назовёт Ясс, а сына Янвэнд… Дальше мечтать уже было не так интересно, и Яска представляла одни и те же сцены по-разному, меняла и переигрывала, оставляя неизменным только одно – Аэнна должна быть свободной. Иначе ведь всё бессмысленно – даже счастье и героическая смерть.
Она шла среди холмов с мечтательной улыбкой – грезила наяву. Ветер трепал рыжие косы и она сама – была сном раскинувшейся вокруг древней могучей земли…