- О, Яска, какая она красивая! Как йэлльская колдунья – не забудешь вовек!
Ронья, разрумянившаяся от волнения, сама была сказочно хороша, но никогда бы не поверила, скажи ей кто-то об этом. Видение молодой ястриннской ронэл завладело ею полностью.
- Как это чудесно! Он встретил её и сразу полюбил. Никого не побоялся – ни её родни, ни своей – выкрал прямо из йирмината, представляешь? Сёстры только зубами клацнули от бессилия – посадил на коня и увёз в Ястринэнн - поминай, как звали!
Распахнув руки, Ронья рухнула на постель.
- Ясс, я так хочу, чтобы меня так же полюбили. Чтобы – несмотря ни на что… Как ты думаешь: это – будет?
… А вот этот браслет: серебро и полынная зелень – подарок Арамано; он всё так делал – раз! – и защёлкнулся на запястье мудрёный замочек – носи, Яска! Сестрёнка. Тирсэ.
- И я хочу такое же платье – как у неё – дымчато-серое, как туман над озером… Как ты думаешь: мне – подойдёт? А ты, какое бы хотела – себе?
Лохмотья плаща за плечами – пылью, пеплом, инеем. И сердце – высохший шар перекати-поля, и только ветер – холодный и безжалостный по-прежнему - треплет остатки, обрывки, клочья души, подталкивая в спину, заставляя идти – дальше…
- Кстати, Ясс, - Рони перекатилась на живот, придвинулась ближе, заглянула в глаза, - а тебя там почему не было? Он тебя ждал, у отца спрашивал, да… Вы же дружили всегда?
Яска уронила браслет на пол и разрыдалась – нет, ничего не чувствовала, кроме всё той же, уже привычной глухой боли под рёбрами – просто не смогла остановить безудержно хлынувших слёз…
Ронья отшатнулась испуганно.
- Яска… я… я же не знала! Я – поняла, поняла теперь..
«Что ты поняла?» - хотелось спросить, но горло сдавило спазмом – слов не получилось…
- Ясс, прости…
На очередном перепутье свернула не туда. А куда тебе, девочка, надо-то было? – уже совершенно неважно, не нужно, потому что…
Пожалуй, это трудно объяснить; ещё труднее понять.
Вот эту боль, которую ощущала – телом, не душой. От которой скручивало в узел, а она – заставляла себе распрямлять острые лопатки, потому что кроме всего остального – было стыдно. Ведь хотела – в воины, герои, путешествениики, и сломалась – из-за такого пустяка.
Её оставили в покое – но по углам шептались, конечно.
Эта суровая и очень снежная зима стала для неё – подарком. Потому что – не нужно было отвечать на глупые вопросы, объяснять, почему она забросила свои далёкие прогулки, над которыми раньше не подтрунивал только ленивый; почему бродит, как привидение, по самым тёмным углам замка, вместо того, чтобы с гиканьем носиться на улице с яшметской ребятнёй.
Смешно – ещё недавно, вот ещё вчера – метели и морозы заставляли бы её выть от досады, а теперь она им – радовалась.
… ни Солнца, ни мечты, ни силы – даже ветер стих внезапно, и, если осталась ещё под ногами хоть узенькая тропка – её же не разглядеть, потому что – тьма кромешная вокруг.
***
Дед не говорил и не спрашивал – ничего. Всё и так было ясно.
- Научи меня курить трубку, - попросила она.
Он только отмахнулся раздражённо: да иди ты! Ещё чего удумаешь!
Она разбирала сушёные цветы, перетирала в ступке нужные старику травы на снадобья – в такую зиму болезни не редкость. Молчала. И он – молчал.
Потому что медная скорлупка тела уже не трещала от слишком стремительного роста души, но отчего-то он совсем не был этому рад.
… что будет, если дикого, напуганного зверька приручить есть с одной-единственной руки, позволить почувствовать ласку и научить доверять – кому-то одному в целом свете? А когда зверёк подрастёт и перестанет быть интересным, взять его за шкирку и выкинуть обратно в лес?
***
Холодно. Холодно и страшно. Я иду – просто оттого, что останавливаться не умею, не научили в детстве – такая вот бесталанная… иду, скукожившись, сгорбатившись, руки в рукава втянув, ведь больше нет – даже плаща, потеряла в безумии бездорожья, и всё равно – ведь это кончится когда-то, непременно кончится: сухой безвкусный воздух, колючий кустарник и страх, но постепенно – через века протаскивая тлеющие угли былого тепла – там, глубоко-глубоко под коркой льда, сковавшего душу – понимая, что – так – теперь будет – всегда..
***
Ронья залезла на широкий подоконник, где Яска, свернувшись, завязавшись узлом, мрачно сверлила взглядом замёрзшее стекло.
Обхватила сестру за плечи – сильной, тёплой рукой.
- Как ты думаешь, Ясс, ведь это – предательство? – спросила.