Старшая каннка рыдала, не переставая, всю дорогу, и сейчас слёзы катились по нежным щекам, замерзали на ресницах…
- Нет, - Татеук мотнул головой. – Он не сразу сумел её найти. Она отчего-то была не у себя, а в покоях старого рона, в башне…
Яска стояла в стороне.
Вот и всё. Синнорэндэ.
Кому теперь – хрупкая красота Ястринэнн – в искрящемся снежном уборе? Нет на земле больше Серебряных ронов. Нет и не будет никогда.
И смысла нет восстанавливать высокий замок на горе – некому в нём жить.
Те, кто служил ястриннским ронам, уйдут…
- Это ж Яска, да?.
Здесь шёпот в спину преследовал её всё время. Здесь её знали – смешную рыжую подружку обожаемого рона. Здесь её тоже любили – просто так, ни за что.
- А ведь, если бы он не взял эту гонровскую ведьму, а дождался бы, пока подрастёт…
Не слышать, не слушать – пальцы к вискам прижать, спрятаться, скрыться…
- … взял бы её, глядишь, не погиб бы, не было бы ничего…
Говорят, если назвать оборотня по имени - он уйдёт... А как быть, если твоего потаёного, сокровенного, взлелеянного оборотня невзначай назвал по имени другой, почти чужой тебе человек, не подозревая, что подсказал тебе имя твоего мучителя, сокрытого в самых глубинах твоей тщательно защищённой от постороннего глаза души? Ведь ты смотришь ему в глаза - уже неописуемо долго, изо дня в день, начинаешь привыкать к его неизбежному присутствию, и только когда случайный встречник ткнул тебя носом, соображаешь наконец, как именно его зовут. Ну, так что же ты? Теперь ведь знаешь, с чем бороться...
Только – поздно.
Хруст снега и битого стекла под сапожком – яркие осколки – всё, что осталось от солнечных витражей Ойор Аэс, давней гордости искусных местных мастеров; витражей, хранивших всю историю рода Эанэ – со времён сгинувшей Нортайи, наверно…
Она ушла ото всех, не желая слушать ни рассказов, ни сочувствия. Ушла одна, поднялась по крутой тропке к замку – к тому, что от него осталось, села среди развалин, подставила горящее лицо острым мелким снежинкам.
Тёмные головешки, стылый белесый пепел…
Не цвести элгилю в колдовском лесу…
А ведь если бы – повернуть колесо времени вспять – удержать, не пустить, поперёк порога лечь, чтобы не было – красавицы Алгэ – тонкой вышивки на платье – такой прекрасной-прекрасной любви, ради которой не жаль – против всего мира пойти – не было бы - развалин вот этих, где она теперь воет от боли, от запоздалого понимания, что можно было сделать, чтобы этого ничего не было – ничего…
Есть такая песня о той, что могла отмолить любимого у жестокой смерти, да промедлила, зазевалась – не успела добраться вовремя.
.
Больше нет ничего.
Только время всё бьётся в пустое окно...
Больше нет ничего...
Обрушаются в реки мосты за спиной!
Больше нет ничего:
каждый шаг — по золе, горький ветер и дым...
Больше нет ничего,
ни небес, ни меня — только пламя и ты.
Я сгораю свечой,
глупым воском в израненных пальцах твоих;
память, тьма и в насмешку дарованный миг -
тосковать-то о чём?
Больше нет ничего!
Отпусти меня! Дай мне уйти по волнам!
Больше нет ничего.
Корабли мчат сквозь морок вины и вина...
Больше нет ничего:
чёрной птицей кружу над твоею землёй -
будь навеки он проклят, зловещий полёт...
Больше нет — ничего.
Это было давно
Старая, йэльтская ещё песня – говорят, та, что её сложила, была – морской девой, с горько-солёной кровью и ветреной душой; ради одного в целом свете бросила она всё, что имела и стала жить, как все – на земле.
Но земная жизнь – не всегда похожа на сказку, дней неприметных в ней больше, чем дней счастливых; не вынесла, затосковала, построила быструю лодку, похожую на птицу, ушла бродить под звёздами, искать новые земли, обещала – вернуться…
Не успела.
Война оказалась быстрее, а он – тот, кого она любила – был воином.
Синнорэндэ – баллада отчаяния.
Больше нет ничего:
ключ в руке, но навеки потеряна дверь.
Больше нет ничего -
я рисую следами по жухлой траве.
Больше нет ничего -
всё сгорело в мгновенье сплетения рук.
Больше нет ничего.
Только голос дрожит на жестоком ветру...
И разбито окно,
расплескалось стекло колдовских витражей;
судьба требует новых отчаянных жертв,
и в сумятице снов
больше нет ничего.
Нет ни ночи, ни дня -
твою душу пожравший безумный огонь
ненасытным драконом идёт сквозь меня -
больше нет ничего.