***
Сине- зелёное и белое: небо смыкается с морем, кружево пены ласкает прибрежные камни; соль и горечь, янтарь и жемчуг – музыка свободы и спокойной мощи, Ир’Элнуурэ – на берегу Рассветного Залива, там, где Антиннэ завершает свой великий путь через все земли Уумара. Медленна и размерена жизнь берегового народа, твёрдо знающего, что реальность – меняется и в конце всё проходит, и ничего не остаётся кроме шума волны, слизнувшей с песка времени твои следы. Все истории морских – песни и сны, свет на гребнях волн и бездна смыслов, сокрытых в тёмных глубинах.
Нелегко пришлось сыну Аутэя в этом краю, но юности свойственна изменчивость. Арл Ниимлаас, владыка Детей Моря стал вторым отцом для Эллэнйэ и горькая морская вода проникла в жилы того, что был рождён огнём; и стал он – небо и ветер, волны и звёзды, рокот и плеск – Эл’наари Лэнайа, чей непокорный дух сродни шторму – покуда не подхватит, не поверишь в его истинную опасность.
Много лет прошло, многое забылось, утратилось, отболело… В этом тоже была мудрость Ир’Элнуурэ – в умении прощать, забывать и жить дальше.
Но – настал день и у Солнечных Врат появилась она. Дэнлэйан Йэннэйэвэ.
Радостно принял её Владыка Ниимлаас, так как давно не приходило вестей из Йэрдэиа, отгородились пламенные от всех и всего на свете, замкнулись, исчезли, словно и не было их.
Долго говорила дочь Йэннэйэ перед Морским Престолом и все слушали её, не задавая ни единого вопроса, потому что ни у кого не хватило смелости прервать страшную её повесть.
Не все оскиннэйн погибли в Итйэррэ, и не все из выживших бежали на Запад. Затаились, забились в щели и тёмные логова, стали ждать своего часа – и он пришёл. Сам сэллйэррэа разверз для них Границу Пламени и пустил на свои земли. «Они своё искупили в том побоище, - сказал он. – Время войны окончено, настало время мира». Йэннэйэ хорошо умел говорить и убеждать – многие сердца тогда склонились на его сторону, а из тех, кто устоял – многие засомневались: ведь и правда в мести побеждённому уже врагу много ли доблести и чести?
Так оборотни стали свободно селиться в Пределах Йэрдэиа, множиться и захватывать всё больше земель и свобод. То, что никому прежде было нельзя, им – стало можно.
«Они ведь другие, - говорил Йэннэйэ. – они не хуже нас и не лучше, просто Зверь в их душах столь силён, что не могут они противостоять ему. Мы должны сожалеть о них, и сострадать им, а не осуждать. Мы – должны помочь им и направить.»
Всё больше было слов о добре и милосерднее, но всё больше крови и жестокости. Оборотни почувствовали за собой силу, и их уже было не остановить. А Йэннэйэ и не собирался. Напротив – брат Аутея поощрял его убийц. Оскиннэйн с клыками в крови стояли по обе стороны его трона, волки берегли его сон, серыми тенями скользя в ночи, спали у его порога и перегрызали глотки любому, кто был с ним не согласен. Когда Дэнлэйан была уже достаточно взрослой, мать её Мйэннэ пришла к своему супругу с вопросами, на которые у того не было достойных ответов. И Йэннэйэ не стал ей отвечать, а отдал на забаву оскиннэйн.
Дэнлэйан открыла проход через Границы и ушла.
Много дней и много ночей странствовала она, выросшая во власти безумного отца, в стране, где с наступлением темноты не выходят на улицу, а двери домов держат запертыми на восемь замков. Разные видела земли, леса, горы, долины, болота, пустыни, города, селения, путь её был труден, а зачастую и опасен – но нигде не встречала она того страха, в котором жила прежде. И наконец достигла она Сердца Мира.
Отчаяние и боль за свой народ охватили её душу, объяли неистовым пламенем, будто факел, пылающий в кромешной тьме, стала она, Дэнлэйан Йэннэйэвэ; звонким голосом в ледяном безмолвии, песнью удали и решимости в царстве смерти. Тонкой звучала она струной и – была услышана.
Разные были имена у той сущности, что пришла из глубин столь древних, что никто из живущих не сумеет объяснить их.
Тьма. Время. Ветхость. Аргха.
… оно раскрыло пасть и поглотило йэрдннэл, пожрало, как многих до неё, от кого не осталось и искры памяти…
Это было как – безжалостный ветер срывающий покровы души, сминающий в грубых немилосердных пальцах; и ты – стоишь в беззащитном одиночестве, обнажённая, чуть ли не вывернутая наружу всеми чувствами и мыслями, а вокруг пылью и прахом осыпается стремительно стареющий мир; потому что - вскидываешь руку, но – нечего держать тебе, кроме просачивающейся сквозь пальцы тьмы…