- А сумеешь?
- И, - задыхаясь от безумной надежды, - в Кеорию?
- Как пожелаешь. Хоть к подножию Фэсса Кайракэ.
- И увидеть Антйоррэ, и Ингилор, и самого Астариэнна?
- Передашь ему – вот это…
Кто сказал: мрамор, обсидиан, звонкий лёд? Кто сказал: йирэдэ?
Это он никогда её не видел – настоящую – как улыбается лукаво и печально одновременно, как притягивает ошеломлённую рыжую каннку за выбившуюся из косы прядь, целует в кончик носа…
- Передашь?
Будто пелена упала с глаз и вокруг – всё не такое, как казалось; а, может, она прежде просто была – слепа…
И остаётся только глупо спросить:
- А раньше – до того как… ты понимаешь, о чём я… раньше – почему было нельзя?
- Было можно. А ты сама-то хотела?
Хотела ли она – когда сердце билось о рёбра, как птица в клетке, когда Дорога звала, манила, пьянила, когда ночами снились дальние страны, кровь по жилам – огнём текла, ядом, песнью небывшего, когда рвалась из медных оков плоти – бежать, бежать, лететь – хотела ли?
- А чего? – как это она раньше не замечала, что у Атали – совсем змеиные глаза? – Чего хотела? Чтобы кто-то большой и сильный взял за ручку и повёл – прямой тропкой к чудесам? Ястринэннский Ярренвейн, например?
… медом и полынью – чаша полна…
- Я тебя ненавижу, - обречённо.
Шаг.
***
Сердце Роньи – и без того не склонное долго унывать – лучилось счастьем: сестра очнулась. Вчера ещё лежала ко всему безучастная, смотрела в потолок; а сегодня уже упрямо ковыляла по двору, шатаясь от ветра. Ронья и Карниэ, конечно, не отходили от неё, не давая споткнуться и, не дай Яра, упасть! Яска шипела и ругалась – откуда только слова такие подцепила? Не иначе как от милых её душе оборванцев – ужас! Бледная – до синевы, всю весну проболела, глаза одни остались и нос – и без того длинный – совсем заострился.
- Ох, Яска, - Ронья вытирала слёзы радости кончиком кружевного шарфа. – А мне не верили, никто не верил, представляешь? Что в один день ты проснёшься…
- Я не спала, - угрюмо бормотала Яска.
Восторги сестры её сейчас волновали мало – непослушное тело было основной заботой, дрожащие коленки, подкашивающиеся ноги – куда вот на таких идти?
Ведь мечтала – другие земли, горы, море, чёрную громаду Фэсс Гараха далеко на Востоке, ветер свистит в ушах, в руках – лук, бьющий без промаха, думала: свершения героические, Путь, Предназначение – всё вот это, а тут – до скамейки дойди, не взмокнув, попробуй.
- Да, не спала, я помню… - Рони умолкала благоговейно: об Арамано они не то, что не говорили, даже вскользь старались не упоминать, словно нет и не было никогда ни его, ни Ястринэнн вовсе.
Наверное, за это – как и за всю заботу – следовало быть благодарной.
- Ясс, ты видела: я тебе новую шаль вышила – красиво? Нравится?
Шаль – да, была. Бледно-лиловые цветы на серебряном шёлке. Красиво. Не нравится – куда её в Дорогу?
Ронья решила опекать сестру – целиком и полностью, так, как раньше – до всего произошедшего – просто не осмеливалась. Наряжала в собственноручно вышитые платья, вплетала в медные косы яркие ленты, жемчужные нити, неброские летние цветы, водила за руку, катала на качелях – как маленькую.
Яска не сопротивлялась, но и радости - не выказывала. Дружба Роньи была – как щит – от слишком пристальных взглядов, слишком шумной радости её выздоровлению или же – тихому недоверию: как же так? Ведь вроде помирала совсем – а теперь вот снова судьбу дразнит, за лук взялась да за меч теперь ещё – додумалась! Пересуды да кривотолки досаждали, могли бы жалить и посильнее, но Рони Эмметская становилась рядом с неизменной светлой улыбкой, сжимала в нежной руке длинные Яскины пальцы, поправляла венок на рыжих волосах – и самые злоязыкие пристыжено умолкали.
Да только самой Ясс казалось – время песком утекает сквозь пальцы; её время. Вот только вчера ещё – сошёл последний снег, а сегодня – нагретая земля дышит жаром, лето – перевалило за середину, в Серебряном Лесу вызрела первая земляника.… И она снова – не успевает.
- А, говорят, - сестра улыбалась, – тебя Каньа исцелила. Йэлтьским заклятием и проклятым снадобьем.
- Не врут.
***
- Ты потерялась, Ясс, заблудилась. Знаешь, вот шла, шла, шла, и вдруг знакомый путь оборвался; и ты теперь мечешься, в ужасе заламывая руки: ах, что же делать? Кто поможет, кто спасёт? Кто уберёт с дороги злые камни, глупые упавшие деревья, построит мост через такой неудобный для тебя овраг… И при этом почему-то даже в голову не приходит пойти поискать другую тропинку – может, куда как более подходящую для такой неумёхи…