пламя твоё…
- А, может, пойду – в Антйоррэ, Атали говорит: у неё там – брат, - как можно беспечнее сказала. – Ей брат, мне – дядя. Она написала ему письмо, чтобы сразу от порога бродяжку не погнал.
- Атали? Чёрная Каньа? – недоумённо переспросила Рони. – Погоди, так она что – знает?
Яска кивнула.
- И она, и отец, а больше – никто. Вот Деду ещё скажу, а остальным – пусть княгиня врёт, что хочет. Ты вот тоже – молчи.
Ронья присела на кровать, недоумённо уставилась на свои колени…
- Не понимаю. Если это Каньа тебя отсылает – почему так? Почему одну, ночью, тайно? И волосы тут – причём?
Ясс усмехнулась.
- Кто ж тебе ответит? Это – Атали. Но я думаю, она просто хочет посмотреть: доберусь ли я, куда доберусь, как быстро и с каким числом сохранившихся рук и ног. А волосы… считай, что это – связь с прошлым, как-то так. Да и просто – мешают же.
Какое-то время обе молчали. Темнело – стремительно.
- Вот что… - Ронья решительно поднялась. – До утра времени и, правда, немного, дел у нас – с небольшого дракона. Надо закончить с твоей гривой. Потом я пойду к себе, принесу плащ и куртку – не спорь! – ты выросла за зиму, твои тебе плохо подходят теперь; посмотрю, что ещё сгодится. А когда все уснут, мы проберёмся в кладовую, соберём припасов на дорогу и – надо будет хоть немного поспать, но при этом успеть уйти до рассвета.
Она встала за яскиной спиной и, перехватив-таки ножницы, недрогнувшей рукой принялась состригать остатки огненных локонов. В отличие от Яски, у неё это выходило споро и – ровно.
От стены до стены,
по завету весны
путь безумицы – ветром шальным.
… Тряхнула кудрями – медные кольца щекотали затылок – Ясс хотела остричь ещё короче, но тут уж Рони была неумолима. Наскоро ушитая сестрой шерстяная куртка сидела как влитая – руки у старшей каннки были и вправду золотыми; вместо платьица рыжая надела мальчишечьи штаны – было удобно, хоть и непривычно; старые, но крепкие белые сапоги нашлись в сундуке, хотя лёгкие туфельки Ронья в дорожную сумку тоже впихнула. Осталось набросить плащ, застегнуть серебряную пряжку в виде чайки – подарок от спарсианского тилбара – и можно уходить.
- Ещё час до рассвета – не меньше, - Ронья покачала головой. – Ты успеешь отдохнуть.
Отдыхать – не хотелось вовсе. Где-то внутри рождалось странное ощущение – от него было так же щекотно, как от обрезанных волос – восторга, смешанного с отчаянным страхом, с недоверием: это всё на самом деле происходит со мной, и я не проснусь через миг со слезами досады и разочарования?
- Нет, тирсэ, - упрямо поджала губы. – Я лучше к Деду зайду…
Ронья нахмурилась, потом побледнела.
- Ну да, конечно, вам же нужно – попрощаться…
Дождалась, пока Яска закончит одеваться, помогла донести сумки до ворот, оседлать и вывести Гнедка.
- Мне ещё лук мой нужно забрать, - сообщила Ясс. – И… поцелуй за меня Канна, с ним прощаться не пойду…
- Почему? – лицо Роньи стало совсем несчастным.
- Боюсь, прикуёт за ногу.
- Но ты же сказала – он разрешил?
- Не совсем. Каньа скажет ему правду – но потом. Когда меня уже будет не догнать.
- Как же это всё глупо, и песня эта твоя – глупая. Надеюсь, хоть в менестрели у тебя хватит ума не подаваться, - Ронья порывисто обхватила сестру за шею. – Я очень тебя люблю, Ясенька, я – очень…
… а в глазах – лишь гроза,
распоров небеса,
гонит в ночь, и иначе – нельзя…
Шаг – как шелест травы,
серебристый ковыль,
не по грешной земле, а лишь ввысь.
***
Бархатная тьма ещё не выпустила сонный городок из удушливых обьятий. Ясс всегда любила эти предутренние часы: молчание, начинающий подниматься туман, в котором обычные яшметские дома казались – сгустками мглы, готовой исчезнуть от лёгкого прикосновения.
Бледно-жёлтая луна повисла над замком – будто наблюдала.
Ясс ехала медленно – ничего, за стенами наверстает - здесь ей просто не хотелось нарушать тишину.
Возле знакомого крыльца она спешилась, привязала лошадь, три раз стукнула в медную табличку.
Из дома послышалась ругань, быстрые шаги и дверь отворилась
- Гаэрррр! – воскликнул Дед, опознав гостью. – Чего тебе не спится в такой час?
- Попрощаться.
- Тааак, - мозолистая старческая рука крепко ухватила яскино запястье. – А ну-ка входи…
Рыжая каннка по опыту знала, что сопротивляться – бессмысленно, и покорно позволила протащить себя по тёмному коридору и почти швырнуть в жёсткое деревянное кресло.