Ясс раскачивается, сжав пальцами виски.
Я помню, помню, я иду, я… Сейчас…
Лица. Голоса. Статуи и мозаики – всё сливается в сплошной коридор, по которому нужно шагать, не оглядываясь. Где-то там впереди – свет, но его невозможно увидеть, только предчувствовать его обязательное присутствие.
Шаг.
- Нет!
Голос Милранира был почти страшным. Пальцы старика впились в худенькие Яскины плечи, почти пронзая их.
- Не так!
Яска вынырнула из своего полузабытья, встревожено взглянула на старика. Угольно-чёрные глаза его полыхали огнём.
- Ты всё делаешь неправильно. Зовут – идёшь. Убивают – умираешь. Говорят – веришь. Ты готова отказаться от себя по первому требованию, да что там требованию! Полунамёку! Лист, ветром гонимый! Куда бы ты сейчас отправилась? Догонять чужую жизнь? Воскрешать чужую память?
- А можно? – загораясь надеждой, спросила Ясс.
- Йта катта! – старик ещё раз грубо встряхнул её. – Очнись! Всё, что тебе на самом деле нужно в тебе. Ты сама – весь мир. Ты не сон и не тень чужой мечты, чужой надежды. Ты живая, настоящая. Ты можешь быть чем и кем захочешь но не лучше ли стать самой собой? Только не нынешней, слабой и почти увечной, а настоящей? Чтобы сила, огонь и крылья?
- Драконом? – слабо улыбнулась Яска.
- Драконом, - совершенно серьёзно ответил Милранир.
Марево чужой памяти рассеялось, оставляя их стоять вдвоём во тьме. Девочку и старика перед полной загадок вселенной.
- Я попробую.
***
В ту ночь больше ничего не было. И в следующие сутки тоже.
Ясс бродила по подземелью. Смотрела, слушала.
Её звали и манили. Некоторые лица и некоторые эпизоды, запечатлённые неведомыми древними мастерами, казались ей смутно знакомыми или хотя бы узнаваемыми, но больше она не пыталась разгадать их загадки.
Она слушала себя саму. Струну, натянутую в глубине её собственной души, которая должна была зазвучать здесь.
Тот единственный звук, из которого рождалось новое.
Это было похоже на огонь.
Он разливался по жилам, поглощая всё нечистое, все больное, что могло быть в хрупком Яскином теле.
Это было больно и прекрасно одновременно.
Яска погасила волшебный светильник и рванулась прочь от придремавших спутников.
Тьма пахла смолистым дымом, а вовсе не затхлостью и пылью. Она казалась древней, как сам мир, и такой же могущественной. Звуки и память одинаково гасли в ней, растворяясь без остатка. Можно было просто скользить в безмолвном танце по вечному кругу, не думая вовсе ни о чём. Время и чувства наматывались на веретено силы, пронизывающее это странное место насквозь.
Знаешь ли ты, как начиналась Вселенная, ар’вэ-льээл?
Тьма гладила яскины плечи тёплыми, чуть шершавыми ладонями, ласково перебирала растрепавшиеся пряди стриженных волос. Босые ноги девочки легко ступали на холодные каменные плиты, которые, наверное, уже много лет никто не смел потревожить.
Наверное, это место стоило бы считать храмом, да вот только йалэди никогда не строили храмов, святилищ или иных мест поклонения высшим силам. Это имперские капюшонники кругом возводили целые дворцы для ублаготворения своего божества. И всё же выбранное Милраниром подземное убежище было похоже на что-то такое.
Яска скользила по кругу, слушая шёпот тьмы и пустоты вокруг, и в этом было слишком много от молитвы.
Ты знаешь, с чего она началась?
Тьма не убаюкивала, не утешала; заснуть в этом месте казалось Яске почти кощунством. Сны здесь оживали и обретали зримую плоть. Те самые сны, что терзали и мучили Яску со времени её болезни. С того дня, когда погиб Арамано.
Тьма билась в сознание и разламывала резкой болью виски, будто весеннее половодье вскрывало лёд на реке. От неё не было избавления, она пробиралась даже под плотно сомкнутые веки. Это была не усеянная звёздами бездна, в которую превращается небо летней ночью. Та, привычная и знакомая, осталась в навсегда отринутом прошлом.
Эта больше походила на море, которого Ясс никогда не видела, но бессчётно представляла себе и видела во снах. Тьма плескалась вокруг, норовя окатить с головой, утащить вглубь, навсегда подчинить себе. Ей почти невозможно было сопротивляться.
Так всё и началось когда-то.
Была тьма, в которой звуки не гасли, они ещё даже не рождались. Тьма без начала и конца, исполненная первобытной мощи, лишённая времени, мыслей, самой жизни. Бездушная и бесплотная, как смерть. Если только смерть может быть там, где никогда не было жизни.