По узким, тесным, словно щель,
Пустынным улочкам кривым;
И старые дома над ним,
Клонились молча с двух сторон,
Шепча друг другу, как сквозь сон:
«Мы скоро встретимся». Вокруг
Несли укроп, везли сундук,
И кто-то, выйдя на балкон,
Вывешивал белье. Но он,
Шагал вперед, шагал вперед,
Как тот, кого никто не ждет.
И знали люди, глядя вслед,
Что этот рыцарь много лет
Любил волшебницу Шалот;
Но съел бедняжку кашалот.
Плач шотландца
Мы с ней хотели вместе плыть
В Шотландию из Бристоля.
Нас ожидавший пароход
Уже я видел издали.
Уже свернули мы вдвоем
На ту Морскую улочку,
Я только сбегать захотел
Купить в дорогу булочку;
С повидлом булочку одну
И булочку с корицею,
Да заодно уж бутерброд
С сосиской и с горчицею.
Я только раз его куснул,
И вдруг увидел издали,
Как мой прекрасный пароход
Отчаливает с пристани.
Напрасно я кричал, свистел,
Напрасно звал полицию,
Все, что досталось мне в удел –
Лишь булочка с корицею.
Так за минутку или две –
Простая арифметика –
Я потерял любовь свою
И стоимость билетика.
Так пел шотландский паренек
В порту английском Бристоле,
Укладываясь на ночь спать
На лавочке у пристани.
Под ивою плакучей
Несется свадебный кортеж,
Звонят колокола,
Гостям раздолье – пей да ешь,
Лишь Эллен в лес ушла.
Стоит, бледна, совсем одна,
И слез поток горючий
Погожим утром льет она
Под ивою плакучей.
– Мой Робин, помнишь тот апрель?
Ведь ты любил меня,
Но тут явилась Изабель,
Красой своей дразня.
О, эти дни – теперь они
Как солнышко за тучей –
Когда весной ты был со мной
Под ивою плакучей!
Ах, ивушка, дождись весны,
Пусть я не доживу, —
Взамен осенней седины
Оденься ты в листву.
А я, любовь свою тая,
До смерти неминучей
Не покажусь, душа моя,
Под ивою плакучей.
Когда же смерть придет за мной,
Позволь под камнем лечь
В твоей тени, как в оны дни,
На месте наших встреч.
Пусть он прочтет, на письмена
Слезою капнув жгучей:
«Любовь твоя погребена
Под ивою плакучей».
Из университетских стихов
Мечта и явь
Я представлял ее в мечтах:
Мила, свежа, юна;
Но в зрелой, так сказать, красе
Предстала мне она.
Мне снился локон золотой,
Лучистый синий взгляд;
Но оказался локон рыж,
Взор малость мутноват.
Я думал: на ее щеках
Цветет румянец роз;
Но я имел в виду, пардон,
Лишь щеки, а не нос!
Я нежный ротик рисовал
И ямочку под ним;
Кто знал, что подбородочек
Окажется тройным?
С утра уже я получил
Два славных тумака;
А ручка у нее, скажу,
Не так чтобы легка.
О прочих прелестях молчу,
Их столько – просто жуть;
О большем и мечтать нельзя –
Убавить бы чуть-чуть.
Ее походка легче гор,
А смех звенит в ушах
Нежней, чем лягушачий хор
В болотных камышах.
Она одна – моя любовь,
Земное божество:
В ней всё, о чем я мог мечтать, —
И много сверх того!
Мне повстречался старикан
Мне повстречался старикан
В болотистой глуши.
Он нес в руках два котелка,
Где плавали ерши.
Его спросил я без затей:
– Как поживаешь, дед?
Но не достиг моих ушей
Его простой ответ.
– Я собираю пузырьки
Под мостиком у речки,
Потом кладу их в пирожки
И запекаю в печке.
А пирожки на берегу
Матросам продаю
И пробавляюсь как могу
На выручку свою.
Но размышлял я в этот миг
О корне из шести:
Как разделить его на пшик
И в степень возвести.
– Ну-ну, и как же ты живешь? –
Спросил я старика,
По-свойски пнул его ногой
И ущипнул слегка.
– Да вот брожу средь камышей, —
Он начал все с начала, —
Ловлю на дудочку ершей,
Вытапливаю сало.
А производят из него
Помаду для волос:
Возни, скажу вам, ого-го,
А платят с гулькин нос.
Но я о гетрах размышлял:
Что будет, если вдруг
Покрасить их в зеленый цвет
И выйти так на луг.
– Эй, как дела? Ты что, заснул?! –
Вновь задал я вопрос
И двинул в ухо старика,
Чтоб чепуху не нес.
– Так и живу, – ответил дед, —
На отмели у моря
Я нахожу глаза сельдей,
Потерянные с горя.
Они на пуговки идут
Для платьев и пальто,