Ты меня слышала, но я не слышал тебя. Какой же я был идиот.
Отверг подарок, отверг твою доброту. А потом всё полетело в тартарары, мотивация улетучилась, и я забросил занятия и глупые иллюзии. Юношеский максимализм, честолюбие. Что со мной стало? В бесячем футболе меня ждали. Там я был хорош по умолчанию, нужен, лёгок, без души. Там я спрятался. От тебя. От себя.
Самое смешное, что на следующий год, когда я начал подрабатывать, а работал я очень много, смог купить себе машину и… гитару. Поддался кратковременному импульсу. Но знаешь, Фрэнк, я к ней тогда так и не притронулся.
Ты не дожила до конца учебного года.
Несусветная глупость.
Почему? Почему бы не потерпеть ещё какие-то несколько месяцев, отгулять выпускной и свалить, если тебе не нравилась эта жизнь. Ведь можно устроить себе другую, новую, можно начать всё с чистого листа. Я, лично, так и собирался сделать. Но скажи, разве настолько невыносима была твоя прежняя жизнь? Тебя никто не обижал, не устраивал буллинг, ты нормально училась, не отсвечивала. Даже, если в вашей семье и было понапрятано скелетов в шкафу, то это всё равно не объясняет, зачем ты решила…
Нет. Думать не хочу, чтобы ты просто взяла в один момент и такая: «Ну всё, больше не могу!». Невозможно поверить, что ты сломалась. Фрэнк, ты же такая… Такая сильная, бесстрашная… Другая… И не одна, у тебя есть родители, приятели, Кирстен с твоей улицы, Дак из музыкальной группы.
Кстати, через пару дней после того, как я отвозил коробку, я решился подойти к ним, твоим друзьям. Представляешь, насколько меня загрызли вопросы? Дак попался мне первым. Этот гавнюк со мной разговаривал, как обычно, высокомерно и злобно. Надо отдать ему должное, при своём тщедушном видочке, он меня никогда не боялся, а когда я ходил к вам на факультатив, он старался меня всячески уколоть. Ну, типа, какого хрена? За что? Я ему ничего плохого не делал. Разумеется, он мне ничего полезного говорить не стал. К тому же, вопросы у меня такие неловкие получались, кошмар. Дак ляпнул только какую-то чушь, вроде: «Ну что, теперь, вспомнил о старой подружке, Генри Маршалл?» и слинял.
Подружка? Ну какие мы с тобой, Фрэн, были друзья? Сколько раз мы обмолвились после музыкального класса, посчитать на пальцах одной руки можно, но да ладно.
Мне нужно было узнать хоть что-то. Я успел изучить твою страницу наизусть и не находил ответов. Блять, я реально помешался. Обновлял и обновлял страницу, в течении дня и ночи, словно на ней появится новая информация. Реально ждать начал, что статус «заходила тогда-то уже давно» поменяется, ты напишешь: «Это пранк, ребята, я уехала на родину, в Корею или Филиппины, путешествовать в Европу, саёнара, аривидерчи, идите нахуй!» Но ни хера, твоя улыбающаяся уголками рта милая и невзрачная мордашка неизменно таращилась в ответ. Стало казаться, что ты насмехаешься.
Надежда оставалась на Кирстен, и она оказалась очередной проблемой. Бывало мы с ней развлекались раньше, потом мне наскучило, я не придал этому значение, а она, в обратку, явно осталась не лучшего мнения обо мне. Хотелось объяснить ей: «Девочка, пойми, ничего личного. Дело-то не в тебе. У меня сценарий неизбежно один для всех, чего ты обижаешься?» Признаться себе, что я был конченным мудаком, получилось гораздо позже. И всё-таки Кирстен, спасибо ей большое за снисхождение, нашла мужество со мной обменяться чуть большим, чем парочкой слов.
— Меня уже допрашивал директор, психолог, коп, теперь ты ещё, ну что за пиздец! — Кирстен сложила руки на груди.
— Ты с ней дружила, живёшь рядом…
— Это я и без тебя знаю, — закатила она глаза, — дальше что? В последнее время мы почти не общались. Она стала сама не своя. Ты, что слепой, Генри? Вы же в одном классе учитесь. Блять… учились.
— Не замечал. Думаешь, она была в депрессии?
— Депрессия-шмепрессия. Все мы немного типа грустные ребятки. Но нет, она была злой какой-то, не похожей сама на себя. Она меня даже послала куда подальше, прикинь. Моя Фрэнки, тихая и благовоспитанная крошка!
— Может, она обиделась на что-то?
— Тебя природа обидела, Генри Маршалл.
Я не обратил никакого внимания на оскорбление.
— Френки была не обидчивая, за это я её и любила, — продолжила Кирстен, как ни в чём ни бывало. — Она тут единственная была адекватная, без желания создавать драму на пустом месте и исходить желчью.
— Зато какую драму создала напоследок, — задумчиво сказал я.