Надо предупредить Мо, чтобы придержал комбайн для меня. Мы с ним уже успели хорошо познакомиться, и я вполне могла ему сказать, что хочу забрать этот комбайн. Но когда я вбежала в трейлер, служивший Мо офисом, то не застала его за столом с дымящей сигарой в зубах, как обычно. Какой-то парень едва ли старше Тристана сидел там и смотрел телевизионное шоу, где люди швырялись друг в друга креслами. На синей рабочей рубашке болтался бейджик «Джимми Джо».
Увидев меня на пороге, Джимми Джо встал и что-то сказал. Я никогда не любила общаться с незнакомыми людьми. Но в этом исключительном случае выбора не было. Общаться – я имела в виду переписываться между собой. Меня бесило, как они смотрели на меня, не в силах разобрать невнятную речь глухого. И поскольку я не могла быть уверена, что научилась говорить как надо, то предпочитала вообще этого не делать. К тому же мне были неприятны ощущения, вызываемые собственным голосом. Насколько мне нравились вибрации голоса диктора по радио, настолько же раздражало колебание собственных голосовых связок – как нечто неуместное.
Я торопливо написала в лежавшей на столе тетради:
«Вы не могли бы придержать для меня тот большой «Адмирал»? Я вечером его заберу».
Он прочёл записку и уставился на меня непонимающим взглядом. Я показала на уши и покачала головой: дескать, они так же забиты пылью, как всё прочее в этой комнате.
Он широко распахнул глаза – знакомая картина. Секундная паника, как будто он не знает, что со мной делать, или я вот-вот могу взорваться у него под носом.
– А ты не можешь… эээ… читать по губам? Или говорить? – Он показал на свои губы и на мои.
«Может быть, – подумала я. – Но почему бы тебе просто не прочесть, что я написала?» И я постучала пальцем по тетради, которую он так и держал в руке.
Он подумал и показал на окно:
– Он не работает! – Его рот распахивался так широко, что он явно кричал во весь голос. И вдобавок мотал головой и махал руками.
Я постаралась удержать его взгляд. Конечно, не работает. Даже если его удалось бы включить, толку от этого было бы мало. На такую антенну уже сто лет не поймаешь никакого сигнала.
Я забрала у него бумагу и написала:
«На запчасти».
Пока он читал, его гримаса менялась с ошарашенной на удивлённую. Я посмотрела на часы на стене: мне давно пора идти. Мисс Конн не объяснишь, по какой важной причине я опоздала.
«Я скажу отцу, – написал в ответ Джимми Джо. – Он на приёме у врача. Скоро придёт».
Ага, значит, Мо – его отец. Насколько я могла судить за время знакомства с хозяином свалки, Мо начинал свой день с банки «Будвайзера» с большим хот-догом из ближайшей забегаловки и сигары, так что посещение доктора могло быть неплохой идеей. Вот только плохо, что он не нашёл другого дня, чтобы вспомнить о своём здоровье.
«Скажите, что это для Айрис, – написала я в ответ. – Спасибо!»
И пока Джимми Джо читал, я вырвала из тетради ещё одну страничку и с помощью линейки оторвала от неё узкую полоску бумаги. Не дожидаясь ответа, выскочила наружу и прикрепила к комбайну ярлычок «Айрис Бейли». Ну вот, он почти что мой. Всю дорогу до дома я сияла довольной улыбкой, невзирая на перспективу Больших Неприятностей.
7
Когда я вернулась из школы, Тристана ещё не было дома, но, что гораздо важнее, не было и мамы. И пока она не явится, чтобы прочесть мне нотацию о хорошем поведении, я успею повозиться со своими приёмниками.
Я бегом поднялась к себе в комнату, где три стены занимали полки с коллекцией. Скоро придётся добавлять ещё одну полку. Верстак, устроенный мной за старой дверью, был завален инструментами и деталями приёмников. Мама повторяла, что это похоже на последствия взрыва на радиозаводе, но я всегда моментально находила нужную вещь.
Большинство людей удивлялось, когда узнавали, что я умею чинить старые приёмники, но это потому, что они не замечали, что звук – это движение. И что если он достаточно силён, то может двигать что угодно. Звуковые волны способны разбить стекло, устроить землетрясение или оглушить кита.
И даже если они не настолько сильны, звуковые волны также вызывают движение в приёмнике. Вот почему мне не надо слышать, чтобы понять, работает он или нет. Положив руку на динамик, я пойму, воспроизводит ли он музыку, или трещит от помех, или молчит, как мёртвые камни.
Я уселась рядом с кроватью и пощупала бок напольного радио «Филко 38-690», как делала всегда, возвращаясь домой, и утром, прежде чем уйти в школу. Из всех старинных приёмников в моей коллекции этот был самый любимый. Он был больше метра в высоту и стоял прямо на полу, вместо того чтобы красоваться на полках с остальными. Он был выпущен в 1930-х годах, и, с моей профессиональной точки зрения, это было лучшее радио всех времён. Их был выпущено всего-то не более трёх тысяч.