— Лицо действительно похоже, — признал Ник.
— Это же машина родителей Корби, — перебил его Комар.
— Покажи, — наклонилась ближе Аня.
Корби закрыл глаза. Он почти не слышал их слов. «Андрей мог умереть на четыре года раньше, — подумал он, — но вместо него умерли мои отец и мать».
Корби вспомнил, как утром, три дня назад, они спускались вниз по лестничной клетке от квартиры «Зеленых Созданий», и Андрей начал что-то говорить про судьбу, а он его перебил. «Все было бы по-другому, если бы я дал себе труд его дослушать», — подумал Корби.
— Здесь что-то еще, — сказала Алеся, — кроме картинок.
Она наклонилась и сняла последние листки со дна чемодана. Под ними, сверкая золотом и серебром, лежал DVD-диск.
Часть пятая ОГОНЬ В НЕБЕ
Я люблю тебя, друг,
Я люблю тебя, друг,
Я люблю тебя, потому что ты — это ты.
Но ты должен спасти нас, друг.
Глава 29. Выбор
Корби сидел как оглушенный. Вокруг постепенно разгорался спор.
— Раз мы знаем одного из убийц, — говорил Ара, — надо срочно звонить в полицию.
— Во-первых, он не убийца, — возражал Ник. — Его не было в школе. Во-вторых, как мы можем звонить в полицию, если он сам работает в полиции?
Отец Андрея достал свой сотовый.
— Отнимите у него телефон, — потребовал Ара. — Он же сейчас снова прикажет кого-нибудь убить без разбора.
Ник и Алекс подошли к Токомину. Казалось, что сейчас снова начнется драка, но в этот момент из гостиной донесся усиленный динамиками домашнего кинотеатра голос Андрея.
— Привет, — сказал он. — Есть два варианта: либо я погиб, либо все настолько изменилось, что я сам достал этот диск из своего чемодана, чтобы показать его вам.
Несколько мгновений он молчал, потом добавил:
— Но это вряд ли.
Он замолчал, и в комнате тоже наступила тишина. Было слышно только какой-то фоновый звук, похожий на шум ветра. Токомин сам опустил свой мобильник обратно в карман и быстрыми шагами вышел из комнаты Андрея.
Корби, как зачарованный, поднялся с кровати и пошел за ним.
Когда он вышел в гостиную, Аня и Алеся, разбираясь с пультом, стояли перед телевизором. На экране было небо. Камера слегка дрожала в руке оператора, и вместе с ней слегка дрожали растворившиеся в беспредельной вышине легкие перистые облака.
— Я многое должен объяснить, но не знаю, как, — продолжал Андрей. — Почти никто мне не верит. А те, кто поверил, хотят меня уничтожить.
Голос стих, остался только звук ветра. Камера медленно опустилась, и стало видно землю. Шаровидные кроны ив над маленькой речушкой, яблони, цинкованные крыши дач, а за ними, до самого горизонта, темно-зеленый массив леса.
У Корби перехватило дыхание. Он вдруг понял, откуда ведется съемка. Это была крыша их школы. Это был их ручей, только показанный сверху, с высоты птичьего полета. Поворачивая камеру, оператор пошел вдоль края крыши. В кадре появился мостик, продолжение ручья, далекие поля, потом жилая многоэтажка. Камера снова поднялась вверх и показала солнце, плавящееся над верхним углом здания. Все утонуло в свете, и мгновение на экране телевизора был только белый прямоугольник.
А потом из сияния снова выплыло небо, только уже другое, и под другим небом было другое солнце. Камера нырнула вниз и показала крыши соседних домов, маленький двор, разгороженный на две части, и стену с лицами музыкантов-самоубийц.
— Почти в каждом здании, где я бывал, я находил выход на крышу, — сказал Андрей. Его голос перекрывали шум ветра и мерный гул города с его ревом двигателей, шорохом шин, гудками. Он повернул камеру, и в кадре появилось его лицо. Ветер трепал светлые волосы. В больших, странных, солнечных глазах подростка отражалось небо. Он был очень бледен, и от этого его губы казались особенно яркими.
— Мама, я надеюсь, что ты здесь, слушаешь меня, — сказал он. — У тебя было столько проблем из-за меня. Ты потеряла семью, которую берегла. Потом были все эти бесполезные врачи. А я стал хулиганом, рисовал на стенах и залезал на крыши.
Маргарита пыталась рукой зажать рот, но из-под ее ладони все равно вырывались жалобные всхлипы. Наконец, она оторвала руку от лица и закричала: «Не могу! Не могу! Хватит! Перестань!», — а потом скорчилась в кресле и заплакала в голос.
Андрей продолжал говорить.
— Мама, — снова обратился он, — мне кажется, ты часто думала, будто я делаю это специально, чтобы мучить тебя. Это не так.