— И кто же задержал?
Крин повернулся и посмотрел на непроницаемого молодого человека в темных очках.
— Отдел внутренних расследований, — сказал он.
Токомин усмехнулся.
— То есть, Вы сами под следствием, — заметил он, — но ведете следствие.
— Артем, не надо, — попросила мать Андрея. — Не устраивай скандал. Здесь никто ни в чем не виноват.
— Виноват, — сказал отец Андрея.
— Если у вас есть вопросы, я на них отвечу, — обещал Крин.
— Кто убил моего сына? — спросил Токомин.
— Мы это узнаем, — ответил следователь.
— Я поеду в морг одна, — сказала женщина, — а ты можешь делать все так, как всегда делал в своей жизни.
— Маргарита Леонидовна, — тут же согласился Крин, — подождите секунду. Барыбкин.
Он поднял любителя кукурузы из-за стола и увел его в глубины отдела. Ник улучил этот момент, чтобы наклониться к Корби.
— Нравится смотреть в глаза его матери и отцу? — еле слышно процедил он ему в ухо. Корби оглянулся на него диким затравленным взглядом.
Прошло меньше минуты, и Крин вернулся с бумагами.
— Вам нужно расписаться здесь и здесь, — показал следователь, — и на этой бумаге — в морге, если вы признаете, что погибший — ваш сын.
Мать Андрея всхлипнула. Мужчина со шрамом даже не посмотрел в ее сторону. Он сверлил Крина глазами.
— Барыбкин будет сопровождать вас, — продолжал Крин.
— Хорошо, — согласилась Маргарита.
Она вместе с оперативником пошла к выходу. Корби смотрел ей вслед. «Скоро ее ждет то, что я пережил у машины моих родителей, — с неожиданной ясностью подумал он. — Она увидит его тело, его мертвое лицо и расколотую голову, его безвольные руки и сломанную ногу».
— Теперь я снова Вас слушаю, — сказал следователь отцу Андрея. — Мы ведем следствие. Что еще Вы хотите знать?
— Все, — сказал Токомин.
Крин скрипнул зубами.
— Я сам не знаю всего, — ответил он.
— Вы видите этот шрам? — тихо сказал человек с изуродованным лицом. — Четыре года назад мой сын спас мне жизнь. Поэтому сейчас я хочу знать. Кто. Его. Убил.
«Андрей спас ему жизнь, — повторил Корби в своих мыслях. — Андрей сделал для своего отца то, что я не сделал для своего. Как странно. Как глупо, что я жив. Жив, виноватый во всем. Как глупо, что я отвергал Андрея».
Следователь тяжело вздохнул.
— Вот, — показал он, — вот люди, с которыми мне нужно поговорить, чтобы быть на шаг ближе к ответу на этот вопрос. Но я сейчас говорю не с ними, а с Вами, потому что уважаю Ваше положение.
Токомин молчал.
— И еще потому, что Вы обвинили меня в том, что я пытаюсь от Вас отделаться, — добавил Крин. — Я не пытаюсь. Я готов ответить на любые вопросы. Все, что я знаю.
— Хотите с ними говорить? — холодно поинтересовался отец Андрея. — Пожалуйста. Говорите.
Он отступил в сторону.
— Николай Рябин, пройдемте ко мне в отдел, — предложил Крин. — Всего несколько вопросов, и я смогу отпустить Вас и Вашего дедушку.
Корби механически встал и пошел за следователем. Молодой сотрудник отдела внутренних расследований закрыл за ними дверь.
— Я буду присутствовать при допросе, — сказал он в спину Корби. — Пусть вас это не смущает.
В комнате было светлее, чем в освещенном лампами коридоре. Стол Крина стоял боком к окну в выгородке из двух ширм. Старый монитор с маленьким мерцающим экраном, засаленная клавиатура, кипы бумаг и бокс с дискетами. За одной из ширм кто-то разговаривал. За другой работал принтер или факс.
Корби предложили стул напротив Крина. Молодой мужчина сел у угла стола. Его молчаливое присутствие действовало на подростка угнетающе. В остальном все было как вчера: диктофон, анкета. Только теперь вместо блокнота Крин использовал протокол.
— Ваше имя и фамилия? — Крин чему-то улыбнулся. — Ладно, я помню. Николай Рябин.
Он записал первые строчки протокола.
— Вы можете подтвердить, что видели, как трое неизвестных сбросили Андрея Токомина с крыши вашей школы? — спросил следователь.
Корби молчал. Он молчал с тех пор, как умолял своих друзей и родителей погибшего мальчика не ненавидеть его. «Да, — подумал он, — могу». Но ни слова не произнес.
— Вы можете подтвердить, что видели, как трое неизвестных сбросили Андрея Токомина с крыши вашей школы? — повторил Крин.
Корби облизнул губы. Сами собой потекли слезы. «Неважно, — подумал он, — ничего уже не важно». Следователь смотрел на него в удивлении.
— У Вас все в порядке? — спросил он. — Почему Вы плачете? Вы понимаете, что Ваши показания очень важны? Вы можете плакать, но, пожалуйста, скажите «да».