С трех до четырех Хельмхольтц занимался внешкольной деятельностью -- хоровым кружком линкольновской школы "Лесорубы". На этот раз шестьдесят голосов Лесорубов дополняли фортепьяно, три трубы, два тромбона, туба и яркий, мелодичный перезвон металлофона.
Всех музыкантов Хельмхольтц набрал за время обеда. Он был чрезвычайно занят в своем офисе -- разрабатывал планы и посылал курьеров, как командир батальона под огнем.
Когда часы на стене репетиционного зала показали без одной минуты четыре, Хельмхольтц замер на удивительно прекрасном финальном аккорде песни, которую репетировал разросшийся хор.
Хельмхольтцер и хор выглядели ошарашено.
Они нашли потерянный аккорд.
Не было ничего прекрасней.
Долгий голос металлофона затих последним. Его высокая нота повторялась в бесконечности, было похоже, что ее сможет услышать все, кто захотят.
-- Так, именно так. Леди и джентльмены, большое спасибо, -- прошептал Хельмхольтцер восхищенно.
Прозвенел звонок. Было четыре часа.
Точно в четыре по знаку Хельмхольтца Шредер, Сельма и Большой Флойд вошли в репетиционный зал. Учитель спустился с подиума, позвал их в кабинет и закрыл дверь.
-- Я надеюсь, вы знаете, зачем я вас позвал.
-- Я не знаю, -- ответил Шредер.
-- Затем, что обсудить твой IQ, -- ответил Хельмхольтцер и рассказал ему о находке Сельмы.
Шредер вяло пожал плечами.
-- Если кто-нибудь из вас троих проговорится, я и Сельма попадем в ужасную беду. Я не нажаловался и стал соучастником преступления.
Сельма побледнела.
-- Сельма, почему ты считаешь, что эти цифры были именно IQ? -- спросил Хельмхольтцер.
-- Я читала про IQ в библиотеке. Потом нашла в своей карточке цифры, похожую на IQ.
-- Занятно, но ты скромная девочка. Это был твой вес, а не IQ. Ты всего лишь обнаружила, кто из нас тяжелее. В юности я действительно был толстым. Большой Флойд и я так же далеки от гениальности, как и Шредер от идиотизма.
-- Ох, -- вздохнула Сельма.
Большой Флойд ахнул как гудок паровоза.
-- Я говорил тебе, что я был молчаливым. Отнюдь не гениальным. Вот гений, -- он беспомщно показал на Шредера. -- Он один из тех, кто все понимает. У него мозги, которые могут вознестись к звездам. Я говорил тебе об этом!
Большой Флойд потер ладонями виски, чтобы заставить голову лучше работать.
-- Я понял, каким глупцом был, поверив на минуту, что у меня есть какие-нибудь способности.
-- Есть только один тест, заслуживающий внимания, -- сказал Хельмхольтц, -- это проверка жизнью. Вот где вы наберете очки, которые будут считать. Это верно для Шредера, для Сельмы, для тебя, Большой Флойд, для меня, для всех.
-- Вы можете сказать, кто из нас достигнет высот, -- сказал Большой Флойд.
-- Ты можешь? Я не могу. Жизнь для меня сплошной сюрприз, -- ответил Хельмхольтц.
-- Подумайте о сюрпризах, которые ждут такого парня как я и подумайте о сюрпризах, которые ждут такого как Шредер, -- сказал Большой Флойд.
-- Подумайте о сюрпризах, которе ждут нас всех! У меня даже голова кружится! -- Хельмхольтц открыл дверь, показывая, что беседа окончена.
Сельма, Большой Флойд и Шредер вышли в репетиционный зал. Разговор не клеился. Речь Хельмхольтца не воодушевила их. Наоборот, разговор, как и все душеспасительные беседы в средней школе, расстроил.
В подтверждение этому, когда Сельма, Большой Флойд и Шредер прошли мимо хора, его участники встали.
По сигналу Хельмхольтца зазвучали фанфары.
Сельма, Большой Флойд и Шредер остановились и стали внимательно наблюдать.
Музыканты продолжали затейливо играть. К духовым присоединилось фортепьяно и металлофон. Все триумфально звенело и громыхало, как будто церковные колокола возвещали о великой победе.
Потом воображаемые колокола и фанфары неохотно замолкли.
Шестьдесят голосов хора начали тихонько запевать.
Затем они начали подниматься наверх. Достигли пика, и казалось, что они хотят остановиться на этом.
Но трубы, фортепьяно и металлофон начали дразнить их, чтобы они опять полезли вверх, чтобы они преодолели все преграды, чтобы они достигли звезд.
Голоса поднимались выше и выше к невообразимым высотам. И, по мере возвышения, они начали верить, что, достигнув высот, представлявшихся им наивысшими, для них это был уже пройденный этап. Они поняли, что невозможное возможно.
Выше было некуда.
Они невероятно напряглись. Выше им было не подняться.
И затем, как мираж в мираже, девушка с сопрано пошла выше, гораздо выше остальных. И оторвавшись далеко ото всех, она нашла слова.
-- Я порвал цепи, которые меня связывали, -- пела она. Ее голос был похож на луч солнца.
Фортепьяно и металлофон издавали звуки, похожие на рвущиеся цепи.